Вестники Судного дня - Брюс Федоров Страница 25

– Ну что я могу рассказать? – глава деревни отвалился на спинку скамьи, наконец вспомнив, что в общем-то он хозяин в этом доме. – В колхозе был счетоводом. Трудился честно. А когда пришли немцы, остался на месте. Здесь жил, здесь и помирать буду. Да и куда бежать-то? У меня семья, дети. Кормить надо. Да и хозяйство у меня. Как-нибудь выдюжим. И вы, товарищи хорошие, тоже как-то быстро ушли, нас оставили, – лицо старосты сморщилось в подобии улыбки, маленькие глаза стали ещё меньше, прикрывшись кустистыми разросшимися бровями.

Фёдор почувствовал, как у него сжимаются зубы и гнев готов броситься в голову. Сдержав себя, он задал ещё вопрос:

– Ну а старостой Вы как стали, скажите всё же?

– Так общество упросило. Говорят, ты самый грамотный у нас. Председатель-то убёг. Говорят, соглашайся, Иваныч, а то навяжут пришлого на нашу голову. Вот тогда и запоём Лазаря. Опять же, кто-то документы должон выправлять. Без бумажки немцы никого не пускают. Чуть что им не по нутру, сразу в кутузку, а там попробуй отбрешись.

– Ну хорошо, – Фёдор достал самокрутку и закурил. Едкий табачный дым ядовитым облачком потянулся к потемневшему от времени потолку. Спохватившись, старший лейтенант рукой помахал из стороны в сторону, пытаясь развеять сизое облачко. В комнате всё же были женщина и дети. – Но ведь для немцев фураж, сено, зерно, теплые вещи поставляли? Подводы, коней выделяли? Что, скажете нет?

– По необходимости. А что я поделать могу, когда каждый в живот автоматом тычет? Поневоле на всё согласишься. Вот Вы поставьте себя на моё место. А? – староста опять потянулся к бутыли самогона, но, заметив недовольный взгляд командира десантников, осекся.

– А вот теперь ответьте, Корней Иванович, только прежде чем говорить, хорошо подумайте. Знаете ли такого Николая Николаевича? Он где-то в Вашем районе со своим отрядом обитает. Может, вспомните что?

Лейтенанту Александру Панкратову очень уж надоели эти расспросы Фёдора. Где да что и почему? Ведь видно же сразу, что староста ещё тот гад, холуй немецкий. Поставили бы его к стенке, сразу всё выложил бы. А тут ещё на «Вы». Тьфу. Любит же командир разводить канитель. Правильно Корж указал ему на вредные интеллигентские замашки. Только вредят делу.

От нечего делать Панкратов стал обходить комнату, щедро разбрасывая по лежащему на полу домотканому рядну стекляшки льда с оттаявших валенок. Посмотрит семейные фотографии, стоящие на комоде, выдвинет ящик, заглянет за образа, откроет шкаф, дотянется до «воронца».

Староста с возрастающим беспокойством наблюдал за действиями лейтенанта, порывался несколько раз что-то сказать, но так и не решился это сделать.

– Так как же, Корней Иванович, что видели, что слышали об этом Николай Николаевиче?

Видимо, ответ на этот вопрос был очень непростым. Староста начал заваливаться на бок, а потом словно сложился пополам. Бородёнка почти легла на закапанную мясным жиром поверхность стола. Из горла вместо слов вырвался одинокий сиплый стон. Посиневшие губы дрябло запрыгали, словно потеряли способность выговорить что-нибудь членораздельное.

– Я хочу выпить, – наконец выдавил он из себя.

– Ах ты гнида, ты ещё и хань жрать хочешь, – не пытаясь сдерживаться, выкрикнул лейтенант Панкратов и подскочил к старосте, будто вознамерившись пригвоздить его одним ударом к крышке стола. – А это что? Узнаешь? Твоя работа? – и бросил перед ним какие-то списки. – Староста отшатнулся назад. Его взгляд остановился и был как будто прикован к рассыпавшимся веером белым листам бумаги. Лицо налилось кровью. На щеках выступила отвратительная красная склеротическая паутина. Правая рука с растопыренными пальцами вытянулась вперёд, словно пытаясь отгородиться от какого-то ужасного призрачного видения, которое возникло перед ним.

– Это не я, это не я. Меня заставили, – захрипел он Старший лейтенант Бекетов предупреждающе поднял руку и приказал гиганту-десантнику вывести из комнаты женщину и детей. И так понятно, что семья была в курсе промысла своего кормильца.

– Так что скажешь, сволочь? – Панкратов положил перед старостой первый лист списка, на котором значилось не менее двадцати фамилий. – Это списки на ликвидацию? Не так ли? Тогда начнём по порядку. Кто идет под первым номером?

– Это Кирилл Степаныч, наш председатель колхоза.

– Кто второй?

– Наш парторг, далее весь советский актив, коммунисты и сочувствующие, да ещё пятеро евреев. Приблудились к нам за год до войны. Бежали из Польши.

– Так значит, говоришь, председатель колхоза уехал? А не хочешь сказать, что обозначает это галочка напротив его фамилии? И здесь, и вот тут. Не знаешь? Так вот я тебе скажу, тварь: этих людей уже нет в живых. Догадываешься, что с тобой сейчас будет? – рука Александра Панкратова расстегнула кобуру и извлекла из неё массивный ТТ. Резко звякнул передернутый затвор.

«Только бы спасти свою жизнь. Только бы спасти. Всё, что угодно, только не смерть». – Староста, как куль, набитый старым никому не нужным тряпьём, свалился на пол и начал хвататься за валенки лейтенанта.

– Не убивайте меня, господа-начальники. Дорогие мои, долгожданные. Пощадите. У меня дети. Я всё скажу, всё для вас сделаю. Христом Богом клянусь. Я никогда ничего худого про советскую власть не говорил и плохого не делал. Зачем мне это? Жил как все: работал, детей растил. Хоть кто скажет. Вот те крест. Этот Николай Николаевич был здесь раз. Где они находятся, я не знаю. Они то тут, то там. Это не человек, лютый зверь. Спокойный такой, выхоленный, но это чисто лесной зверь. А люди его ещё хуже. Забрали тогда человек шесть наших деревенских, а что с ними сделали, я не знаю. А сколько в округе деревень пожгли? Они бы и нашу сожгли бы тоже, не задумываясь. Не пожалели бы, если бы я не… – староста испуганно замолчал и только часто-часто моргал своими глазами с короткими белесыми ресницами.

– Ну что же ты, договаривай. Что язык проглотил? – Александр Панкратов вдавил пистолет со взведенным курком в лоб хозяина дома. – Если бы ты не сдал карателям этих несчастных, своих же соседей? Ты же это хотел сказать?

Раскачиваясь на коленях из стороны в сторону, староста завыл нутряным голосом, как воют звери, чуя неминуемую погибель.

Видя вопрошающий взгляд своего друга, Фёдор отрицательно качнул головой.

– А кого ты Игнатом назвал, когда мы постучали? Это не Игнат ли Гниденко, начальник местной полиции. Ведь так?

– Он, – выдохнул староста.

– Значит, ты его хорошо знаешь. Это твой шанс.

– Всё сделаю, всё сделаю, – словно в забытьи причитал староста. – Не сомневайтесь. Только сохраните мне жизнь.

– Так вот. Завтра рано утром мы тебя отпустим. Пойдёшь, навестишь своего Игната.

Корней от удивления открыл даже рот. – Это как?

– Именно так. Где он со своими архаровцами располагается? В соседнем селе? Километров пять, говоришь? Ну вот.

– И что я должен сделать?