Направить в гестапо - Свен Хассель Страница 25

— Сексуальный маньяк! — завизжала Герда, схватила отбившееся горлышко бутылки и попыталась распороть им Штайнеру лицо.

С поразительной для такой туши ловкостью Большая Хельга отняла у нее это оружие — к Штайнеру она не испытывала никакого сострадания, но убийство в заведении могло не особенно понравиться властям. Герде пришлось удовольствоваться потоком непристойностей, каких я, клянусь, никогда не слышал прежде, сопровождаемым яростными пинками по окровавленному, бесчувственному телу Штайнера.

Гертруда, официантка, у которой был ухажер из СД, поднялась, пошатываясь, по лестнице, держа в мускулистых руках ящик с бутылками пива. У нее были длинные, жидкие, тусклые белокурые волосы, на носу сидел несходящий гнойный прыщ.

Герда тут же повернулась к ней, взволнованно указывая на Штайнера и что-то крича о мести. Гертруда поставила ящик и поглядела на лежащего без особого любопытства.

— Ну и что прикажешь мне делать?

— Скажи своему ухажеру из СД! — потребовала Герда, мстительно нанося очередной удар Штайнеру в поясницу.

— A la bonne heure [24], — ответила Гертруда по-французски.

Герда понятия не имела, что означает это выражение, но звучало оно хорошо, и она часто его употребляла. Позаимствовала его Герда у французского матроса, с которым некогда была помолвлена в течение восьми дней — пока его судно стояло в Гамбурге. Потом у нее были помолвки со многими другими матросами, но выражения «а la bonne heure» она так и не забыла. Если от Герды требовалось какая то особая любезность, достаточно было восторженно удивиться: «О, так ты говоришь по-французски?», и она тут же попадалась на эту удочку. К сожалению, любезность почти всегда сопровождалась изложением ее любимой волшебной сказки — что она родилась в богатой французской семье, что родители бросили ее в раннем возрасте, оставили в фешенебельной закрытой школе-пансионе, местонахождение которой оставалось неясным; но если ты был готов выслушать Герду до конца, она охотно делала в благодарность всевозможные незначительные одолжения.

Однажды Порта с Малышом очень успешно водили ее за нос целый вечер, съели половину еды в пивнушке и почти мертвецки напились — и все это за счет Герды. Кстати, Малыш потом расплатился с ней полностью. По пути к казармам ему вдруг взбрело в голову продемонстрировать Порте предписанный способ, которым каждый пехотинец — и, в частности, пехотинец того полка, где он начинал службу — должен упасть на живот и ползти. Под взглядом Порты он бросился на землю и ударился головой об острый камень. На лбу Малыша образовалась рана величиной с голубиное яйцо, по лицу ручьями потекла кровь, но он поднялся, взял Порту под руку, и они пошли к казармам, горланя во весь голос песню: «Soldaten sind keine Akrobaten!» (Солдаты — не акробаты).

Эта мысль, видимо, понравилась им, и они все еще безуспешно пытались ходить колесом, когда достигли двери лазарета, и Малыш потерял сознание.

Однако теперь то он был в полном сознании. И, склонившись над залитым пивом столом, крикнул Герде:

— Эй, Жердь! Хочешь, чтобы кто-то дал ему за тебя пинка в рожу? Ставь две кружки, и я мигом!

— Не дури, — проворчал Старик с дальнего конца стола.

Легионер стиснул своей железной рукой запястье Малыша. Укоризненно покачал головой.

— Шутки шутками, только нам ни к чему труп, так ведь?

— Да? — Малыш обдумал эту проблему. — А почему?

— Потому что от них очень трудно избавляться, — сказал я.

— Разве? Можно отнести и бросить в воду.

Барселона отрывисто хохотнул.

— Пробовал когда-нибудь идти к гавани с трупом под мышкой? И полпути не пройдешь, как тебя загребут полицейские.

Пока Малыш обдумывал эту досадную возможность, Хайде неожиданно вынул нос из пивной кружки и поведал нам, что не настроен заступать вечером в караул и не прочь бы отправиться в близлежащий бордель, взглянуть на их прославленную шлюху в зеленом платье. Мы все слышали об этой особе, однако лично я ни разу ее не видел.

— Учти, она дорогая, — серьезно предупредил Барселона.

— Но стоит того, — ответил Хайде.

— Знаете старого Поильца Берни? — Порта подался к нам, глаза его блестели. — Он говорил мне, что за пару тысяч провел с ней всю ночь и половину следующего дня. По его словам, трудился безостановочно и кончил шестьдесят семь раз.

— Быть не может!

— Это правда, — настойчиво заявил Хайде. — Я видел Берни на другой день, у него едва хватило сил подняться с кровати.

— Нелепый способ тратить деньги, — сказал Легионер.

— Ну, не знаю…

С похотливой улыбкой на губах и явно далеко блуждавшими мыслями Порта достал яйцо чайки и разбил себе в пиво. Потом с мечтательным видом стал размешивать его концом штыка.

Я смотрел на него словно зачарованный.

— Хорошая штука?

— Потрясающая, — ответил Порта, облизывая штык.

— Расскажи о девушке, которой делал предложение, — предложил Старик, откинувшись на спинку стула и набивая трубку. Взглянул на свои часы. — Как раз хватит времени до заступления в наряд.

И водрузил ноги на стол, устраиваясь поудобнее и готовясь слушать одну из бессвязных историй Порты — полуправду, полувымысел, самые неправдоподобные эпизоды которых казались всем, кто знал Порту, наиболее правдивыми.

По примеру Старика, мы тоже положили ноги на стол. Стонавшего на полу Штайнера решили не трогать.

— В общем, дело было еще в самом начале войны, — начал Порта, подгреб пальцем остатки яичного желтка к стенке кружки и отправил его в рот. — До того, как начались все эти сражения. Я служил в Одиннадцатом полку в Падерборне — не знаю, бывал ли кто из вас там. Отвратительный городишко. Унылый, как не знаю что, изо дня в день делать нечего, стоишь только и смотришь, как толстомордые провинциалы бегают каждые пять минут в церковь. И мало того, сказать по правде, меня совсем не привлекала мысль сражаться на этой войне. Она представлялась мне сущим безумием; снаряды, бомбы, еще бог весть что — жрать нечего, пить нечего… — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — И вообще делать нечего. «Это не для тебя, — говорю я себе. — Совсем не для тебя, Порта, мой мальчик — надо как-то выпутываться, и побыстрее». Ну, как вы знаете, я не из тех, кто сидит сложа руки. У меня сказано — сделано. И как только принял решение, подхватил очень серьезную болезнь, грозившую свести меня в могилу.

Старик засмеялся.

— Никогда не забуду — господи, чего он только ни делал с собой, стараясь заболеть. Какую гадость глотал — черт, слон от нее бы окочурился — но только не этот парень. Чем больше он старался заболеть, тем здоровее становился.

— Да, пожалуй, до того окреп, что теперь меня можно прогнать по всему минному полю, и я вернусь целым-невредимым. — Порта облизнул испачканные яйцом пальцы, задрал ногу, с шумом испортил воздух и вернулся к своей истории. Лукаво улыбнулся нам. — Но все же под конец я своего добился. Тогда был еще довольно зеленым, но в лазарет все-таки ухитрился попасть.