Испытание войной - выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов Страница 25

В битве при Садовой в 1866 г. Мольтке осуществил нетрадиционный маневр. Прусские войска вступили в бой с австрийской армией тремя группами вместо полагающегося одного кулака. Первая армейская группа начала сражение традиционно с фронта. Затем подоспела вторая колонна и ударила во фланг. Следом в бой вступила третья группа, нацеленная на другой фланг и тыл австрийцев. Командующий австрийской армией, видя перед своим фронтом пруссаков, счел их за главные силы, как вдруг, в ходе разворачивавшейся битвы, на фланге появились новые силы. Считая, что теперь перед ними все войска неприятеля, командующий произвел перегруппировку своих сил, как снова вдруг, на другом фланге появилась третья колонна противника, заходящая в тыл. Позиция перевернулась верх ногами, началась паника, и, боясь окружения, австрийцы поспешно бросили поле боя.

Другой начальник Генерального штаба – А. Шлиффен – модернизировал стратегию «концентрического наступления» Мольтке. Он решил уклониться от лобового столкновения с французской армией в грядущей войне. Шлиффен понимал: французская армия будет развернута вдоль границы с Германией. Театр военных действий заранее подготовлен к боям: у французов там расположены первоклассные крепости – Верден, Туль, Седан, Бельфор… В такой ситуации огромные потери германской армии неизбежны, а быстрая победа сомнительна. И Шлиффен предлагает обойти невыгодный район, нанося удар главными силами через Бельгию. Французское командование неизбежно будет вынуждено загнуть свой левый фланг, ослабляя центр. Но Шлиффену этого мало, и он решает продолжить наступление дальше, в глубь Франции, создавая угрозу Парижу. Французскому командованию придется еще больше загибать и растягивать свой фланг, гадая, когда и где противник начнет заход им в тыл, в то же время оставляя на границе с Германией крупные силы, в ожидании удара оттуда. Но Шлиффен планировал продвигаться еще дальше, обходя Париж. Тогда французским войскам, как и австрийским при Садовой, придется воевать перевернутым фронтом, что обернется для них поражением.

В плане Шлиффена крылся немалый риск: противник мог нанести контрудар под основание охвата. Но по расчетам Шлиффена, выходило: при достаточно высокой скорости движения войск командование французской армии не успеет разобраться в обстановке и организовать контрнаступление надлежащей силы. То была стратегия сродни шахматному анализу. Шлиффен (как в свое время Мольтке) рассчитал движение наступающих войск с такой скрупулезностью, что становилось ясно – противник попадает в цугцванг, так как будет успевать реагировать лишь на уже сделанный ход и ему не останется времени на ход упреждающий. Противник, поворачивающийся вокруг оси, поневоле «размажет» свои силы по огромной дуге.

То был, пожалуй, первый в мире перспективный план Генерального штаба, по которому готовились вооруженные силы страны в течение длительного времени. Он не удался из-за ошибок германского командования в 1914 г., с первых же ходов отошедших от требований плана Шлиффена. Но проведенная по этим же принципам кампания 1940 г. подтвердила правоту Шлиффена. Кстати, польская кампания 1939 г. была проведена в духе концентрического наступления Мольтке (армии из Силезии, Померании и Восточной Пруссии сошлись в районе Варшавы, расплющив польскую армию).

Тухачевский не дожил до успехов стратегии блицкрига, но прекрасно понимал ее штабную красоту в сочетании с армейской убойной силой. Еще в 1920 г. свое наступление на Варшаву он организовал по принципам плана Шлиффена. Имитируя удар с фронта, Тухачевский прекрасно понимал, что атака столицы в лоб обрекает войска на большие потери, что и произошло в августе – сентябре 1944 г. Поэтому командующий бросил войска Западного фронта в глубокий охват, оставляя Варшаву далеко позади, но нависая над ней с севера. Польским войскам пришлось, подобно подсолнуху за солнцем, разворачиваться на 90 градусов, не зная, когда же обрушится занесенный молот. Пилсудский в своих воспоминаниях отмечал, что в штабах царила растерянность и эвакуационные настроения, близкие к панике. А разведка ничего вразумительного о планах и дислокации войск противника доложить не могла. Однако «вторая колонна», призванная, как это было при Садовой, появиться на другом фланге польского фронта, не подошла. Конная армия Буденного застряла в двухстах километрах от решающего сражения, осаждая Львов, т. е. вместо маневренных действий занялась позиционной борьбой. В итоге Западный фронт попал под контрудар в самое основание. Причем удар Пилсудский нанес наобум и случайно угодил в незащищенное место. Потому Гудериан и Гот в своих книгах советовали не обращать внимания на тылы и рваться вперед, ибо знали – противник просто не успеет понять, где слабое место у наступающих. Только речь шла о танковых колоннах, действующих по внятному плану. А 27-летний Тухачевский действовал слишком размашисто, без учета того, что командование соседнего Юго-Западного фронта подыгрывать ему не собиралось. Это все равно, если бы танки Манштейна и Гудериана в июне 1941 г. рванулись вперед, а пехота осталась бы на месте, занятая осадой Брестской крепости, прочесыванием лесов в поисках красноармейцев и прочими важными делами. Маршал Кулик тогда бы точно попал в плен, но вот чем закончился бы рейд лихих немецких танкистов?..

Одному из участников учений 1925 г. в Белоруссии запомнилось следующее характерное обращение Тухачевского к присутствующим на разборе командирам: «Советую всем хорошенько вчитаться в замечательную книгу немецкого военного мыслителя фон Шлиффена «Канны». Но тут же предостерег: «Постигайте не только искусство создавать «Канны», но и искусство избегать «Канн». На войне второе нужно не менее первого», – и самокритично сослался на свой опыт похода на Вислу» (13, с. 69–70).

Если бы командиры Красной Армии вняли совету Тухачевского!

В ходе польской кампании были нарушены основополагающие принципы стратегического маневра – концентрация главных сил в нужное время, в нужный момент и (принцип Мольтке – Шлиффена) в нужной для победы диспозиции. Послевоенный анализ, проведенный Тухачевским, показал, что замысел не был порочным. Не хватило материального обеспечения и координации. Упреки в авантюристичности были столь же справедливы, сколь и критика планов блицкрига германских штабов. Когда они удавались, как в 1866 и 1940 гг., критики молчали, когда терпели неудачу, как в 1914 и 1941 гг., начинали петь свою арию про «авантюристичность». В 1920 г. у Тухачевского не было надлежащей власти для концентрации сил и времени для наращивания удара. В 1941 г. все это имелось в избытке. Но… не было уже самого Тухачевского.

Однако идеи не умирают с физическим концом их создателей. Вспомним план наступления Красной Армии 1940 г. Ведь он – зеркальное отображение замысла Тухачевского! Только главный удар перенесли с севера на юг. По плану 1940 г., главный удар наносил Юго-Западный фронт на Краков с поворотом на Данциг, а роль 1-й Конной армии выполняли мехкорпуса с Белостокского выступа. А так та же «шлиффеновская коса» с замахом вокруг главных сил противника. Стратегический почерк, совершенно не присущий ни командованию Красной Армии, ни тем более царской. Ничего подобного из-под пера советских генштабистов больше никогда не выходило. Не та школа. Да ее и не могло быть в 1940 г. после уничтожения основных кадров Генштаба. Потому новый призыв «творчески» позаимствовал чужое. Получается: когда Красная Армия в 1939 г. вышла на демаркационную линию с вермахтом и оперативный отдел Генштаба засел за разработку нового плана, то ничего лучшего, чем замысел Тухачевского, чьи лекции они слушали в академии, изобрести не смог.