По ту сторону Венского леса - Траян Уба Страница 24

— Ну, ладно, сержант. Может быть, это снимет камень с моей души.

Наста и зенитчики остановились.

— Мы подождем тебя здесь, Айленей, — сказал Наста. — Только осторожно, не разбудите фрица!

Епуре и Айленей ушли. Острые листья кукурузы блестели в свете луны. Одна за другой гасли звезды, и только Полярная звезда мерцала холодным спокойным светом.

Слышались одиночные выстрелы. Изредка в небо взвивались красные нити, на концах которых вспыхивали яркие белые звезды, освещая Олт, поле и позиции румынских частей. Тогда Епуре и Айленей прижимались к земле и лежали неподвижно до тех пор, пока вражеская ракета не гасла. Когда они подошли к 3-й роте, их окликнул часовой.

— Я не могу вас пропустить, — заупрямился капрал. — По-вашему, мы не должны соблюдать дисциплину? Младший лейтенант отдал приказ никого не пропускать в расположение роты.

Епуре попытался его уговорить, но Айленей прервал его:

— Не надо, сержант, все равно там нет моего брата…

— Да что ты, парень, зря мы, что ли, пришли сюда?

Услышав, что незнакомый солдат ищет брата, которого считают погибшим, капрал подобрел. У него тоже есть брат. Сказали, что он пропал без вести. Что если он пойдет на поиски пропавшего брата и часовой его не пропустит?

— Послушай, солдат, ведь рота велика… почему ты думаешь, что он именно здесь, и почему ты пришел искать его ночью? А как звали твоего брата?

— Айленей Константин!

— Айленей? Есть у нас такой. Это наш командир. И зовут его тоже Константин. Он стал младшим лейтенантом, когда мы были на Днестре.

— Как? Значит, раньше он не был офицером?

— Нет, конечно! Он был не то сержантом, не то старшиной, точно не помню…

В темноте послышались шаги. Часовой повернул винтовку, направив ее в ту сторону, откуда раздался шум, и тихо спросил:

— Стой, кто идет?

— Младший лейтенант Айленей. С кем ты говоришь, капрал Соаре?

Зенитчик шагнул вперед. Он не видел офицера. Но голос… Голос был таким знакомым… Правда, теперь он стал суровым и решительным, но все-таки это был голос его брата.

— Господин младший лейтенант, я солдат Айленей Думитру…

Тяжелые мозолистые руки обхватили Думитру за плечи и притянули к себе.

— Митя, неужели это ты, малыш!

— Костикэ, дорогой… Ты жив! Если бы ты знал, как плакала мама. Как часто я видел тебя во сне… Значит, ты жив. Дай Бог здоровья тем, кто спас тебя…

— Ну, перестань, а то я тоже заплачу.

Солдат и офицер, обнявшись, долго сидели в окопе, под одной шинелью.

Солдат вытащил из нагрудного кармана часы, на крышке которых было выгравировано имя…

— Возьми их обратно, Костикэ. Они нужны тебе больше. Я с ними никогда не расставался.

— Оставь их себе, малыш, оставь навсегда… Я купил другие там, в России…

Той же ночью в стареньком домике в Излазе Романацилор радостно сжалось во сне сердце матери. Ей приснилось, будто оба ее сына вернулись домой; стоят под окном и стучат по стеклу. Она вскакивает с постели и настежь распахивает окно. Но там никого нет. Холодный, осенний ветер с Дуная гнет айву у маленького домика, и дерево тихонько стучит своими ветвями.

Сыночки мои родненькие!…

И старушка вытерла набежавшие слезы; сколько ей пришлось их пролить, когда ее муж не вернулся из-под Ойтуза! Все же сейчас ей стало легче: мгла, окружавшая ее, рассеивалась и светлела. Где-то в глубине души она почувствовала какое-то облегчение. На востоке занималась заря. Начинало светать.

Вот уже несколько дней, как село Илиени не знало ни минуты покоя. Гитлеровцы и хортисты, чувствуя, что им долго здесь не продержаться, заминировали дорогу, ведущую на полустанок Кикин и на Доболи де жос, рыскали по домам, улицам, садам. Если до начала сентября в селе стояло только две-три роты СС, то теперь здесь расположилось несколько полков. С наступлением сумерек никто из жителей села не имел права выходить из дому, зажигать огонь. А если кто-нибудь на какое-то мгновение открывал дверь и при этом мелькал слабый луч света, гитлеровцы тут же стреляли из автомата. Поэтому в селе лампы вообще перестали зажигать.

Известие о том, что Румыния теперь сражается против фашистов, быстро дошло и до Ардяла. Сельская знать, румынские и венгерские кулаки во главе со старостой, писарем и жандармом ходили сами не свои. Они знали, что скоро румынские и советские войска перейдут Карпаты и освободят Ардял. Если староста и писарь еще на что-то надеялись, то старший жандарм не находил себе места от страха. Ведь тех трех крестьян (двух румын и одного венгра), которых он расстрелял год назад, не скоро забудут на селе. И сейчас, как ни старался он заискивать перед односельчанами, он чувствовал — прощения не будет.

Испокон веков в Илиенях жили румыны и венгры. Крестьяне вместе обрабатывали землю, помогали друг другу, делились горьким трудовым хлебом.

И из века в век каждую осень на селе играли свадьбы: румыны женились на венгерках, венгры — на румынках. И сколько ни старались румынские и венгерские кулаки, либералы, царанисты, а затем и хортисты поссорить крестьян, натравить румын и венгров друг на друга — все было напрасно. И по-прежнему игрались на селе свадьбы, где румын женился на венгерке, а венгр — на румынке.

Так было и с Ириной Олтяну.

Ирина родилась в Брэиле. Она рано осталась сиротой и выросла в сиротском доме. Еще в приюте она помогала на кухне, убирала в спальне, и директриса пожалела ее и устроила учиться в школу.

И вот в 1936 году молодая учительница получила место в начальной школе в Илиенях. Она была совсем одинока — ни родных, ни друзей. Вскоре она поняла: ее друзья крестьяне. Только они относились к ней хорошо. Сельские же богачи, не найдя в ней свою единомышленницу, стали просить министерство отозвать девушку, как не справившуюся со своими обязанностями.

Ирина билась почти два года, получая нищенское жалование. В угоду богачам все учителя сторонились ее. Не раз ей приходила в голову мысль уехать отсюда, попросить другое назначение. Но Ирина не сдавалась: она должна была остаться здесь учить крестьянских детей.

Летом 1938 года во время страшной засухи Ирина заболела малярией. Она лежала в комнате одна, голодная, без лекарств; уже два месяца она не получала жалованья.

О ней позаботился красивый крестьянский парень венгр. Он привез из Сфынтул-Георге доктора, купил ей лекарств, а его мать каждый день приносила Ирине куриный бульон.

Девушка больше не чувствовала себя одинокой. Ее покровителя звали Иштван Картеш. Он окончил всего семь классов, но зато был сильным и очень трудолюбивым. Все кулаки старались заполучить его к себе в батраки. Но Картеш трудился на своем клочке земли. Он уже давно любил Ирину, но скрывал это от всех.