Испепеляющий ад - Аскольд Шейкин Страница 23

Комендант достал из кармана мундира сложенный в малую долю газетный лист:

— Я вам давеча о встрече с членом штаба махновской армии говорил. Это сегодня было. Взгляните. Он мне оставил. Может, лучше поймете, что вас там ждет. Большего для вас никто сейчас сделать не может. Ни я, ни другой.

Шорохов развернул лист.

* * *

"ПУТЬ К СВОБОДЕ". Ежедневная газета революционных повстанцев Украины (махновцев) № 29. Пятница 21 ноября 1919 г.

Крестьяне и рабочие!

В мучениях и смерти рождается новая победа труда над капиталом. Злейшие наши враги — золотопогонники — деникинцы, охваченные смертоносной цепью повстанцев, находятся на пороге издыхания. Долг каждого из вас — добить раненное и упавшее помещичье отродье деникинцов. Пусть в руках каждого из вас засверкает топор, коса, молот и безжалостно опустите на головы вековых врагов — помещиков и их слуг. Пусть каждый из вас идет в революционную армию повстанцев, дающую сейчас решительный бой всем врагам трудящихся.

К смерти Деникина! К созданию вольного советского строя!"

* * *

Это ничего не добавляло к тому, что Шорохов знал. Он перевел глаза на коменданта.

— Еще здесь прочтите, — с хмельным упрямством сказал тот, ткнув пальцем в столбцы газетного листа.

* * *

"Часто мелькают за последнее время сообщения о том, что северная большевистская красная армия, делая успехи на деникинском фронте, подходит к границам восставшей Украины, — Шорохов скользил взглядом, выхватывая отдельные абзацы. — Что же остается предпринять повстанческой армии в случае приближения большевистской армии?.. Ведь будет громадное преступление перед Революцией и историей, если трудящиеся, всей массой восставшие против деникинского гнета, позволят сесть себе на шею новым угнетателям, хотя бы последние носили архиреволюционные ярлыки… Революционная повстанческая армия (махновцев) должна принять неотложные меры, чтобы быть подготовленной к возможному столкновению с приближающейся большевистской властью. Повстанцы должны сeйчac же заявить во всеуслышание, что они не позволят никакой внешней силе устраивать порядки и законы для них…»

* * *

Дальше Шорохов читать не стал. Было ясно, что там последует: заклинания, угрозы красным. Он возвратил газету коменданту. Спрятав ее в карман, тот взглянул на часы:

— Пора. Минут через сорок литерный отбывает. До Цареконстантиновки. Там уж как бог поможет. Если, конечно, вы не передумали.

— Такой возможности у меня нет, — ответил Шopoxoв, с благодарностью глядя на этого человека без имени-отчества: комендант ни разу ему не назвался, да и сам он ни разу не назвал своего имени, фамилии, словно тогда могла бы разрушиться возникшая между ними откровенность.

* * *

Дюжина платформ, четыре «холодушки», классный вагон — изрядно потрепанный, снаружи в ржавых полосах, с облупившейся краской — вот и был весь этот поезд. Вез он батарею морской тяжелой артиллерии. На место должен был прибыть после рассвета, шел поэтому с частыми остановками. Офицеры-apтиллеристы ни цели своего пути, ни cвоиx взглядов от Шopoxoвa не скрывали. Квартируют в Волновахе. В Цареконстантиновку следуют не первый раз. Должны поддержать очередную попытку расположенного там отряда: пехотный полк с приданной ему конницей, — взять под защиту дорогу на Екатеринослав. Затея гиблая. Махновцы противник серьезный, а если отступают, то разбрасывают рельсы, жгут шпалы. Да и сами они огнем орудий крушат все и вся. По изуродованному железнодорожному полотну идти потом трудно. Общие взгляды этих господ-офицеров были такие: в Добровольческой армии порядка нет. Приказы не исполняются. Флот еще традиции держит. Но и там они начинают шататься. Скоро все вообще рухнет.

В Цареконстантиновку прибыли в девятом часу утра. Вместе с командиром батареи капитаном Сергеевым Шорохов пошел в штаб отряда. По дороге капитан говорил:

— Проклятое место. Верстах в пяти перед станцией Пологи мост. И тут карусель. Мы его восстанавливаем, махновцы — взрывают. Опять восстанавливаем, опять взрывают. Такая игра всех устраивает. Всех! Отрядом командует полковник Талалаев. Личность непонятная. Это — мягко. Три недели назад мы с ним дело имели. Большей бестолковщины я сроду не видел. Конница чеченской дивизии от боя уклонилась. Бежала форменным образом. Это раз. На пехоту гайдамацкая конница Махно пошла при шестидесяти пулеметных тачанках. Разнесла ее вдрызг. Это два. Навстречу бронепоезду выскочил маневренный паровоз. Сломал и опрокинул две контрольных площадки. Бронепоезд тотчас на всех парах укатил. Это три. Наша батарея держалась. За один бой — восемьдесят пять бомб, шестнадцать шрапнелей. Пользы никакой совершенно. Это четыpe. А полковник при мне потом начальству рапортовал: "Задача, поставленная отряду, выполнена". Какая была задача? Кто бы сказал?.. Вот и сегодня прибыли. В бой — хоть прямо с хода. Но будут волынить. Чего ради? Очень просто. Иначе батька Махно не успеет к Пологам побольше своих тачанок подтянуть. Штабу отряда потом придется от теплых кресел в этой Цареконстантиновке свои зады отрывать. В Пологи перебираться. Простите за резкость суждений.

* * *

Полковник Талалаев шороховские документы разглядывал долго. Клал на стол, снова брал в руки. Внешности он был заурядной. Среднего роста. Усат. Волосы скобкой. Лет около пятидесяти.

— Вы это всерьез? — наконец спросил он.

— Простите, что именно?

— Заготовки в Екатеринославской губернии.

— Район назначен штабом Главнокомандующего. Я был обязан подчиниться.

Талалаев поморщился:

— Отговаривать не смею. С богом. Но как бы вам, господин купец, простите за реализм, брюхо зерном, которое вы заготовите, не набили.

Слова эти он сопроводил выразительным жестом. Шорохов не ответил.

— Она там, — продолжал Талалаев, — вы же знаете это — любого в два счета.

Шорохов сказал:

— Извините, что перебиваю. Хочется скорее узнать: станция Пологи сейчас в чьих руках?

— Ни в чьих. Святое место. Или гиблое, если желаете. Они туда вступят, мы их по мордам. Мы вступим — они нас. Отойдем, они отойдут.

— Телеграф там имеется?

— Тоже — нашим и вашим. Модус вивенди. Телеграфист фигура неприкосновенная. Покамест, во всяком случае.

— Еще один вопрос. Простите, последний.

— Почему — последний? Я всегда рад.

— Не мог бы я в эти Пологи попасть? Сегодня же. Пока там ни наших войск, ни махновских.

— Теперь? Когда прибыла батарея? — изумленно спросил Талалаев. — Да вы что? Им об этом доложили. И о вас доложили. И про то, что вы первым делом мне визит нанесли, доложат. А как вы думали? У них везде тут глаза и уши. Среди ночи на койке заворочаюсь, сразу мысль: "И об этом будет доложено".

"Не так и плохо, — тем временем думал Шорохов. — Добраться до этих Пологов. Дать телеграмму. Сегодня же возвратиться. Дождаться, пока все тут закрутится, выехать в Новочеркасск. Получится не хуже чем под Щиграми".