Тайны и судьбы мастеров разведки - Сергей Маслов Страница 21

Началось с того, что шеф «малины» перепутал бокалы с аперигивом и доза афродизиака — препарата, который на­зывают «наркотиком правды», под воздействием которого человек теряет контроль над собой, — досталась ему, а не Янсену. На десерт были приготовлены порнофильмы из числа конфискованных. Но сломался проектор. Починив его, журналист удалился на кухню, где беседовал с хозяй­кой, в то время как наших сотрудников было не оторвать от экрана. На девушек Янсен не обратил никакого внимания. Устроился на двух придвинутых друг к другу креслах и уснул. Самая свежая голова наутро была, разумеется, у него.

— Второй «малины» не было?

— В прямом смысле — нет. И я даже не стал бы при­писывать себе это как какую-то заслугу. Просто не выхо­дило это у нас: заполучить мужчину через женщину. А вот наоборот получалось. Я уже рассказывал журналистам о наших Ромео, как их называет пресса, которые в ФРГ уха­живали за секретаршами из интересовавших нас ведомств. Не только ухаживали, — иногда даже счастливо женились. И при этом, разумеется, добывали для нас очень важную информацию и документы.

Без «малины» обходились, хотя были, конечно, от­дельные, очень редкие случаи, когда какому-то агенту или кандидату в агенты требовалось сексуальное развлечение. Ну, тогда мы осматривались у наших контрразведчиков — они были побогаче в этом плане. Делалось это без какою-либо умысла: хотели просто сделать человеку приятное в соответствии с его представлениями об этом, а не только загружать его разговорами о деле.

— В известном романе Дюма Миледи через постель пы­тается получить нужные ей сведения от д'Артаньяна...

— Ромео у нас были, а миледи — нет.

— И вы не пытались использовать чьи-то интимные отношения для компрометации?

— Нет. Ну вот очень показательна в связи с этим исто­рия с Вилли Брандтом и его личным референтом — и на­шим разведчиком — Гюнтером Гийомом, после провала которого канцлер, как известно, вынужден был уйти в отставку. Ведь амурные похождения Брандта можно было использовать для шантажа.

— А за Брандгом это водилось?

— Конечно. Но это было общеизвестно.

А Гийом присутствовал при этом. В ходе предвыбор­ной кампании они в поезде несколько недель находились вместе. Для Брандта как раз самое удобное время для раз­влечений — когда жены рядом нет. А купе Гийома было практически возле его купе... Сам этот факт уже после разоблачения Гийома как нашего разведчика сыграл до­вольно большую роль, когда на Брандта нажали, чтобы заставить его уйти в отставку. Только мы-то и не думали шантажировать канцлера и не собирали подобного рода компромат на него. Во-первых, потому что совсем не хотели его отставки, а во-вторых, потому что Брандт не поддался бы никакому шантажу. Потому что его похождения были, повторяю, в основном известны.

— Меня поразили обстоятельства ареста Понтера Гийома, о которых я впервые узнал из вашей книги. Более всего, конечно, тот факт, что пришедшим его брать полицейским он прокричал: «Я гражданин ГДР и ее офицер — отнеси­тесь к этому с уважением!» Тем самым Гийом облегчил до минимума задачу следствия по поиску доказательств его вины. Неужели своих нелегалов вы не инструктировали надлежащим образом?

— Это было глубочайшей ошибкой Гийома. В одном из первых писем, которое ему удалось отправить из тюрьмы, он фактически извинился за нее передо мной. Ведь мы, готовя нелегалов, давали им обширнейший и подробней­ший инструктаж. В мельчайших деталях разъясняли, как себя вести в случае ареста, первого допроса и так далее. Если бы не тот срыв, то — как позже выяснилось на раз­бирательствах в комиссиях бундестага — следственным органам ФРГ было бы действительно трудно готовить процесс.

Гийом позже сам искал объяснение своему промаху. Психологические причины его Гюнтер видел в том, что все его мысли в то время сконцентрировались на сыне. А тот, придерживаясь левых взглядов, считал отца чуть ли не предателем социалистической идеи, поскольку в рядах СДПГ Гийом вынужден был играть роль правого социал-демократа. Пьер Гийом, сын, не догадывался, кем на самом деле был его отец, не знал его. Конечно, это мучило отца.

Отсюда и столь неожиданная реакция, нсобдумаїпше слова при аресте: отцу хотелось оправдаться перед сыном.

— Это еще можно понять. Но у меня не укладывается в голове, почему так бесконечно отдалились друг от друга супруги Кристель и Гюнтер Гийомы после того, как столько перенесли вместе, после счастливого освобождения обоих.

— Разлад в семейной жизни Гийомов наметился еще до ареста. Это уже нужно отнести к сфере интимных, личных отношений. Такое случается в жизни людей самых разпых профессий. Почему у разведчиков должно быть иначе? Правда, после ареста Гийомы держались отлично. Ни во время следствия, ни на процессе не дали ни малейшего по­вода для того, чтобы противная сторона моша поиграть на этих семейных разногласиях. Но вот после освобождения восстановить их отношения было уже невозможно.

— В книге вы пишете о том, что превращение Гийома в «тень канцлера» было в действительности не победой, а поражением вашей службы. Понятно: в результате провала разведчика правым силам в Западной Германии удалось свалить Брандта. Но что же тогда вы считаете своим самым крупным успехом?

— Когда мне задают подобные вопросы, я никогда не называю какого-то одного конкретного дела или одного агента.

— Боитесь обидеть других?

— Не в этом дело. Я, конечно, могу начать перечислять имена работавших на нас людей, которых описываю в кни­ге. Это, конечно, и миллионер Порет, владелец крупнейшей в Германии сети фотомагазинов, и шеф-аналитик западно­германской разведки БНД Габриэла Гаст, ведавшая пробле­матикой Советского Союза и стран Восточной Европы, и один из лидеров партии свободных демократов, ставший в итоге ее почетным председателем, Вильям Борм...

Но все-таки главное—ив какой-то мере я могу себе это приписать как заслугу — в том, что нам по всем главным направлениям разведки — и прежде всего политической разведки — удалось привлечь к сотрудничеству людей самых разных мировоззрений, самых разных характеров. И получилось это у нас в подавляющем большинстве слу­чаев без нажима, без шантажа, без подкупа.

Разумеется, были агенты, которым мы платили. Я пишу в книге о высокопоставленном чиновнике западногер­манской контрразведки Клаусе Куронс. В свое время в соответствии с его ценностью как источника мы дали ему псевдоним Звезда. Он сам вышел на нас. Но, честно говоря, мне и сегодня льстит мысль о том, что он стал сотрудничать с нами не из-за одних только денег. Будучи профи, он в полной мере оценил наш профессионализм. Он выступал свидетелем на моем первом процессе. О контрразведке ФРГ он говорил с сарказмом.

Минувшей осенью, 3 октября — как раз в годовщину объединения Германии,—я встретился в Бонне с бывшими нашими разведчиками. Их собралось человек 20. Среди них был и Клаус Куронь. Он еще был не на свободе, но уже имел право на отпуск из тюрьмы по выходным. Не было другой нашей «звезды» — ценнейшего источника в брюс­сельской штаб-квартире НАТО Райнера Руппа, известного теперь всем разведчика, носившего псевдоним Топаз. Он еще отбывал наказание в Саарбрюккене. Но пришли его жена с сыном... Конечно, мне было тяжко от того, что люди, за которых я в свое время отвечал, и сейчас испытывают трудности в жизни. Их итог не лучше моего. Но они не ропщут и не каются. Не выступают с обвинениями против меня. Они считают, что служили делу, которого им нечего стыдиться.