Неизвестная война - Отто Скорцени Страница 21

В феврале 1941 года по условиям перемирия было освобождено большое количество французских военнопленных, и они вернулись домой. Один из них неожиданно застал свою жену с немецким солдатом. Женщина, чтобы избежать справедливого наказания мужа, сказала, что была изнасилована. Не стоит ее осуждать за это; но наш сослуживец был арестован и приговорен полевым судом к смертной казни. Напрасно некоторые из нас, офицеры и унтер-офицеры, просили за него у командира дивизии. Мы знали, что акта насилия не было, а была связь, которая продолжалась уже несколько недель. Выслушав нас, «папа» Гауссер ответил: «Ни один солдат элитных частей войск СС не должен быть даже подозреваем в проступках, которые порочат настоящего солдата. Приговор будет приведен в исполнение».

И был приведен.

Во время морозной зимы 1940–1941 годов, когда мы квартировали в районе Лангра, у нас все время возникал вопрос: что мы здесь делаем? Я отдавал себе отчет, что у Франции нет ненависти к немцам. Два народа завоевали достаточно славы на полях сражений, чтобы вместе строить объединенную Европу.

Встреча маршала Петена и Гитлера в Монтуаре 24 октября 1940 года казалась мне актом, достойным предводителей двух великих народов, которые должны были наконец объединиться после многочисленных войн друг против друга. Я думал, что с Францией будет подписан мирный договор и начато проведение совместной большой политики. К сожалению, ни симпатизирующий Великобритании Риббентроп, ни Абетц (бывший социал-демократ и профессор искусства), имеющий жену-француженку, оказались не способны на это. Дипломатическая работа застряла в мертвой точке, и Гитлер вскоре перестал интересоваться Францией. Совершенную тогда ошибку он понял только в 1944 году, но было уже слишком поздно.

После войны в плену со мной оказался очень симпатичный человек — Пауль Шмидт, официальный переводчик министерства иностранных дел, начавший свою карьеру в 1923 году. Он сказал мне: «В течение двадцати двух лет я старался как можно лучше переводить мысли западных политиков, но не могу сказать, что всегда их понимал».

Для Густава Стресеманна Шмидт был голосом Аристида Бриана. Его устами вели диалог с Гитлером сэр Джон Симон, Энтони Иден, Артур Н. Чемберлен, Эдуард Даладье, Вячеслав Молотов, Йосуке Матсуока и многие другие. Он действительно был одним из свидетелей Апокалипсиса; хорошо знал многих государственных деятелей. Лишь только слушая его, можно было понять, что Европа не доросла до стоящих перед ней задач в 1919, 1928, 1938 годы, то же случилось и в 1940 году.

Это великое несчастье, что моя страна проводила близорукую политику, вместо того чтобы проявить великодушие, незамедлительно начать политику сотрудничества без подтекстов и подписать мирный договор с французским правительством, которое осознавало грозящую Европе и цивилизованному миру опасность.

По большому счету, именно немецкие и европейские солдаты вынесли на своих плечах результаты безрассудной и мелочной дипломатии.

Западная Германия и Франция сегодня активно сотрудничают, несмотря на то, что правительства этих государств не подписали мирного договора и даже договора о перемирии.

Потребовались миллионы смертей, гражданских и военных, чтобы этого достичь. Насколько было бы выгоднее подписать соглашение в 1939 году, даже в 1940. Проиграли все: Германия, Франция, Англия, Италия, Бельгия и Голландия. Даже американский солдат, которому потом пришлось воевать во Вьетнаме, даже налогоплательщик! Это множество жертв ничего не урегулировало ни в Европе, ни в мире.

После фальшивой тревоги в декабре 1940 года мы еще наивно верили, что остаются шансы на мирное урегулирование. В начале 1941 года мы думали, что наша дипломатия предпринимает большие усилия в данном направлении.

Однако вскоре стало ясно, что события развивались для «оси» очень невыгодно, прежде всего в Восточной Африке, где разбили итальянцев. В Северной Африке после победного наступления маршала Родольфо Грациани на Соллум и Сиди Барани в сентябре 1940 года, британцы, контратакуя в январе и феврале 1941 года, овладели Тобруком и Бенгази. 26 февраля 1941 года вынужден был вмешаться Африканский корпус под командованием генерала Эрвина Роммеля.

Война в Европе имела для нас непредсказуемый характер. Дуче, не предупредив Гитлера, послал свои плохо подготовленные, плохо обеспеченные и имеющие бездарное командование войска в Грецию. Итальянцев сначала отбросили к Албании, а затем обошли с флангов. Кроме того, в Югославии 27 марта 1941 года произошел государственный переворот, и наш союзник — регент князь Павел — был свергнут. Новый глава правительства генерал Душан Симович подписал со Сталиным пакт о дружбе и взаимопомощи.

В конце марта 1941 года моя дивизия [59]получила неожиданный приказ выдвинуться через Ульм и Аугсбург на юг Румынии. Руководство разрешило мне провести ночь дома в Вене; на следующее утро я присоединился к своей части вблизи венгерской границы. Когда мы проезжали через Будапешт, жители приветствовали нас, словно вернувшихся с победой венгерских солдат. К румынской границе мы подошли вблизи Дьюлы. Погода была плохой, и это сказывалось на нашей боевой технике: дороги находились в плачевном состоянии, и так продолжалось во время всей кампании на Балканах.

Мы начали атаку в воскресенье 6 апреля в 5.59 после пятиминутной артподготовки. Сербы ответили огнем, подорвали одну из наших разведывательных машин и сражались, укрывшись за широким противотанковым рвом, но они были не в состоянии помешать нам перейти его.

Боевое крещение я принял в обществе хауптштурмфюрера Нойгебауера, ветерана первой мировой войны. Перед началом стрельбы внутри у меня все сжалось, как перед дуэлью на шпагах. Нойгебауер подал мне флягу со шнапсом и сказал:

— Сделайте глоток, Скорцени. Холодно…

Преодолев противотанковый ров, оставляя позади убитых и раненых, мы неудержимо рвались вперед к Панчева. Там стало известно, что наша дивизионная разведгруппа под командованием хауптштурмфюрера Клингенберга первой вошла в Белград, неожиданно для противника.

Меня послали в разведку во главе двух небольших механизированных групп, насчитывающих 24 солдата. Мы прошли через Вршац, настоящий старый австро-венгерский городок. Когда мы осторожно приближались к Карлсдорфу, нас вышло встречать восторженное население: это были местные немцы.

Мне сообщили о появлении сербских подразделений. Миновав населенный пункт, мы вступили с ними в бой на пересеченной местности, поросшей кустарником. Неприятель вел интенсивный, но не прицельный огонь, и все-таки следовало опасаться окружения. Я побежал на правый фланг моей группы, где солдаты удерживали позиции, несмотря на яростные атаки противника. Бой продолжался минут пятнадцать, когда я увидел человек тридцать вражеских солдат, появившихся передо мной из зарослей. Я сразу же приказал прекратить огонь и крикнул сербам как мог громче: «Стой!»

Застигнутые врасплох, они подчинились моей команде и начали выходить со всех сторон. От неожиданности у меня мурашки побежали по спине. Я думал, что же делать: стрелять или не стрелять? К счастью, часть моих солдат обошла сербов с тыла, и тогда враги бросили оружие и подняли руки вверх.