Тайна объекта "С-22" - Николай Дмитриев Страница 20

Доехав до костела Святого Вавжинца, пан Казимир выскочил из вагона и, вернувшись немного назад, остановился возле костельных ворот, врезанных в заросший кустарником вал бывшего форта Совиньского. Отсюда противоположную сторону было видно плохо, и майор перешел чуть дальше, к каменному столбу, отделявшему ворота костела от ворот православного кладбища.

Наискосок через улицу, по Вольской, 151, на углу длинного здания, в маленькой заплеванной кнайпе [28]у пана Казимира была назначена встреча с полковником Янушевским. Улучив момент, через разрыв в военной колонне, майор перебежал мостовую и, пройдя запущенным палисадником, вошел в закусочную.

Посетителей в кнайпе было мало. В одном углу сидела пара пьяниц, тупо глядевших друг на друга, да какая-то заскочившая перекусить проститутка, не обратив внимания на майора, что-то сосредоточенно жевала, в то время как сам хозяин, по привычке перетиравший стаканы, смотрел в окно на бесконечную воинскую колонну.

Янушевского еще не было, и пану Казимиру не осталось ничего другого, как взять себе кусочек подозрительно темной ветчины и заняться едой. Честно говоря, на этот раз вызов в Варшаву сразу вселил тревогу, а теперь, когда майор огляделся и понял, что маленькая «кнайпа» никак не могла служить местом встреч, он всерьез забеспокоился.

Полковник все не приходил, и пан Казимир украдкой поглядывал на часы, в который раз прикидывая, о чем нужно будет сказать прежде всего.

Когда Янушевский наконец появился, опоздав на целых двадцать минут, майор не скрыл удивления и позволил себе взглядом упрекнуть его за неточность.

Полковник понял молчаливый упрек и, поздоровавшись, криво усмехнулся.

— Так вышло, пан майор… Докладывайте, что там у вас?

— У нас тихо. А у вас что?.. Уже началось?

— Для нас с тобой, да. А для них… — полковник не договорил и красноречиво кивнул на окно. — Думаю, вот-вот…

— Ясно… — пан Казимир вздохнул.

Янушевский подозвал хозяина и заказал пиво. Когда две кружки появились на столе, он молча выпил, по-простецки обтер губы тыльной стороной ладони и только тогда в упор посмотрел на пана Казимира.

— По приказу ты занят делом Гжельского. Для посвященных, опекаешь Брониславского, а про главное поручение, знаю только я…

— Все та же система «луковка»? — улыбнулся майор.

— Она самая… — полковник зачем-то отодвинул пустую кружку. — Да, твои документы я на всякий случай из картотеки изъял и вместо них счет в Швейцарии открыл, на тот же шифр, а то сам понимаешь, теперь всякое может быть…

Крякнув, Янушевский повернулся к стойке и щелкнул пальцами:

— Водки и закусить!

Дождавшись, пока хозяин, вернувшись на место, снова начал флегматично перетирать стаканы, полковник выпил водку по-русски, залпом, и вздохнул:

— Ладно, докладывай…

— По делу Гжельского глухо. Никаких концов, а эпистолярного интереса вообще не пойму… То ли письмо, то ли дневник…

— А может, все-таки карты?

— Нет. — Майор сделал резко отрицательный жест. — Не верю!

— Ладно, это не основное. Дальше.

— Базу готовим. Через пару недель можно перебираться.

— Добро… Но главное — агентурная сеть.

— А как?.. Как союзники?

— Могут задержаться… И тогда удар с трех сторон…

— Значит, надежды удержать коридор нет?

И вот только теперь, задав этот, в общем-то, совершенно ясный вопрос, пан Казимир испытал самый настоящий страх. Если бы еще не эта кнайпа… Она была последней точкой, говорившей об истинном состоянии дел…

Янушевский понял состояние майора и покачал головой.

— Удержаться бы на линии Варшавы… Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю… — Пан Казимир вздрогнул. — А как же это, мы сильные, сплоченные, готовые… Блеф?

— Хватит! Мы все-таки солдаты!

Полковник явно вспылил, и у него на лице заиграли желваки. Пан Казимир молчал. Ситуация, открывшаяся перед ним, была далеко не из приятных, и выдержке Янушевского еще можно было позавидовать. И уже полной неожиданностью для майора было то, что полковник вдруг взял пана Казимира за рукав и, наклонившись к самому уху, доверительно прошептал:

— Для нас в данной ситуации есть только один реальный союзник — русские… Несмотря ни на что!

Пан Казимир резко выпрямился на стуле. Он очень хорошо понимал, что значили для Янушевского эти слова и, отбросив колебания, ответил сразу:

— Мы всегда тянули одну лямку… И раньше, и впредь…

* * *

Малевич привычно размеренным шагом мерил наискось длинную кишку камеры от закрытой крышки параши до откидного столика у окна, на котором лежала свежая газета с аккуратными окнами цензурных вырезок. Трое его сокамерников напряженно ждали.

Уже вторую неделю тюрьма глухо волновалась. В передачах с «воли» один за другим шли «грипсы [29]», а по ночам заключенные торопливо стучали в стены камер или, намотав шнурок на ручку швабры, перебрасывали от окна к окну «коня», так что тюремной цензор зря трудился, кромсая газету ножницами.

Сутки назад стало известно, что Германия начала войну, и этих суток коммунистам, сидевшим за решеткой, оказалось достаточно. Всю ночь шел сплошной перестук, а днем, перед прогулкой, сбившись в кучу при выходе, заключенные торопливо шептались между собой. И даже на самой прогулке, шагая привычной цепочкой вокруг трубы, торчавшей посередине тюремного двора, то один, то другой быстро кидал товарищу несколько слов.

Решение было принято, и теперь председатель тюремного комитета Малевич напоследок продумывал все еще раз. Наконец, перестав шагать, он остановился возле двери и, обведя взглядом товарищей, негромко сказал:

— Значит, стучим…

Малевич резко повернулся и забарабанил кулаками по оббитой железом двери. Тотчас в конце кафельного коридора загромыхали тяжелые сапоги надзирателя. Загремел замок и «отделовый», войдя в камеру, окинул всех взглядом из-под окованного козырька.

— Пане отделовый, — начал Малевич, и его товарищи немедленно встали. — Мы просим передать пану начальнику, что часть денег с нашего депозита надо передать на ЛОПП. [30]

— Добже… — Отделовый зачем-то поправил свою круглую фуражку и кашлянул. — Скажу…

Надзиратель еще возился с замком, а в дверь противоположной камеры уже застучали требовательно и громко.

— Ну, кажется, пошло… — Малевич отошел к столу и, опустившись на табуретку, вслух сказал самому себе: — Интересно, как они это воспримут?