В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев Страница 2

Сразила очередная пуля солдата, пополз, пригвоздили, корчится. Решающий выстрел, и все кончено, замер солдат. «Пойдем!» Саид Мохаммад засверкал счастливыми глазами, гордо повесил автомат на плечо, послушно последовал за братом. Солдат лежал на животе. Из ноздрей текла кровь. Лицо, и курчавые черные волосы, и смуглую кожу, и гимнастерку с пятнами крови припорошила пыль.

«Хорошо стрелял», – похвалил брат, поднимая автомат убитого. Саид Мохаммад поймал поощрительные взгляды других моджахедов. «Отрежь ему палец, – брат протянул большой нож. – Твой первый шурави».

Саид Мохаммад обошел мертвого, присел над головой солдата, нагнулся, приподнял левую руку, расправил пальцы, выбрал указательный, удобней всего будет резать, приложил нож к середине, надавил, лишь надрезал кожу. Острие ножа ушло в землю. Не хватило силенок. Саид Мохаммад надавил сильней, косточка хрустнула…

На перевал опустился туман, поднялась метель. Шапочку из верблюжьей шерсти, и одеяло покрыл снег. Снежинки лежали на густых черных бровях и длинных ресницах и едва наметившихся усиках. Через час другой его занесет снегом, и не останется сил противостоять холоду. Он больше не встанет, он очень скоро совсем замерзнет, и заснет, и перестанет думать и надеяться на спасение, он и так уже больше не вспоминает ни семью, ни старшего брата. Нет, Али всегда будет рядом, Али дождется его, и возьмет за руку, и поведет в рай. Он всегда следовал за старшим братом.

С завываниями снежной бури теперь соперничал пугающий гул. Ужас сковал Саид Мохаммада сильнее, чем мороз и снег. Вертолет! Неужели русские прилетели, чтобы добить тех, кто остался в живых после бомбежки? Неужто знают о нем, что жив еще он? Откуда? Почему шурави так ненавидят афганцев? Зачем вообще пришли они в Афганистан? За что столько лет убивают и пытают мусульман? В плен он не сдастся, он знает, что делают русские с пленными!

…Несколько лет назад точно также от надвигающегося вертолетного грохота Саид Мохаммад вдавил голову в плечи, сощурился, затрясся. Издалека те вертушки напоминали стаю черных птиц, крикливых, страшных, беспощадных к моджахедам. Он приготовился бежать, чтобы спастись, скрыться, зарыться, исчезнуть. Али удержал за руку, и они спрятались в пересохшем арыке, и, украдкой поглядывали на заполонившие небо вертушки, и видели в бинокль, как сели за кишлаком шурави, и как выбежали солдаты, и заняли оборону.

Главного среди шурави, высокого, грузного, немолодого генерала в пятнистой форме, походившей на зелено-коричневые узоры на вертолетах, встречали старейшины. Они кланялись, будто он царь и бог, и лебезили перед ним, и, после переговоров, выдали трупы убитых советников, а заодно и повинных в гибели советников моджахедов. Вышло все точь-в-точь, как предсказал Али. А что им оставалось делать? Шурави грозили нанести по району бомбоштурмовой удар.

«Смотри», – кивнул брат, и произнес слово, от которого всякого моджахеда передергивало: «спецназ». Саид впился в бинокль. Солдаты как солдаты. Ничего необычного. Те же автоматы, те же русые волосы. Отчего ж тогда так боятся и ненавидят моджахеды этот самый «спецназ»?

Пока ждали генерала, одному из пленных моджахедов развязали руки, положили перед ним заряженный автомат.

– Бери, сволочь!

Они с братом лежали слишком далеко, чтобы слышать, что говорил спецназовец, да и не поняли бы чужую речь, даже если и находились бы ближе. Видели только перекошенный рот офицера. Поджарый, в кроссовках, бежевых брюках, и бежевой же куртке с закатанными рукавами, с наколками, он отступил назад, указывая на автомат.

– У меня только нож. И тот нарисованный, – спецназовец напряг руку, показывая вытатуированную финку. – Бери! – он пододвинул ногой автомат ближе к пленнику. – Ссышь?

Сидевший на корточках афганец не сводил глаз с Калашникова. Последний шанс, ему дали, шанс отыграться! Исподлобья косился моджахед на шурави, и скалил неровные желтые зубы, и когда офицер отвернулся, естественно так, будто и забыл про предложенное пленнику оружие, вроде отвлекся на облетавший район вертолет, пленник решился. Но спецназ не столь глуп, чтобы позволить бестолковому афганскому крестьянину перехитрить себя! Офицер удовлетворенно хмыкнул, когда стоявший наготове за спиной у афганца солдат грохнул рыпнувшегося пленного по голове прикладом.

– Хотел убежать, душара? – офицер ринулся к поднимающемуся пленнику, нокаутировал.

– Отставить!

– Попытка к бегству, товарищ майор, – оправдался спецназовец с татуировками перед старшим по званию офицером в темных очках.

– Вылетаем!

Замесили горячий воздух лопасти, одна за другой отрывались машины, и потянулись стайкой прочь, и тогда, спрятавшиеся Саид Мохаммад и Али привстали, отряхнулись, и,не сговариваясь, вздрогнули, когда от летевшего чуть правее вертолета вдруг отделилась фигурка человека, и камнем полетела вниз…

Совсем рядом с Саид Мохаммадом кружила вертокрылая машина, угрожающе рядом. Он скинул одеяло и щелкнул предохранителем. «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммад – его пророк!» Вот оно, ниспосланное с небес испытание! Шанс отомстить за брата, за родных, за себя. Гул нарастал. Ему казалось, что все дрожит, как при землетрясении. Вертолет явно сбился с курса, потерялся, рыскал в сумерках, кружил. Вертолет явно хотел спастись, так же как и Саид Мохаммад. Вертолет летел к нему, над ним, справа от него, слева. Только бы он подлетел ближе! Саид Мохаммад молил Аллаха направить русский вертолет прямо на него! Тогда он умрет не один, не зря! Он готов к бою! У него есть верный друг – Калашников. Он отомстит за брата! Саид Мохаммад приложил застывший, словно крючок, палец к курку, чуть приподнялся, и, когда совсем близко померещилось что-то темное, и темное пятно стало наползать на него, будто собравшееся проглотить несчастную, замерзающую на снегу жертву чудовище, и за стеклянным колпаком кабины смутно вырисовалось лицо летчика, вздрогнул от автоматной очереди, и закричал: «Аллах акбар!», радуясь предсмертной победе над русскими…