Оборотни тоже смертны  - Алексей Щербаков Страница 19

– Григорий! Скажи кому-нибудь из бойцов, чтобы привели эту Маслову. Нет, сам не ходи. Еще чего заподозрит.

– От меня не убежит.

– Может убежать. На тот свет. С ампулами в воротнике не сталкивался?

– Никак нет… Финны дрались жестоко, но если уж в плен попадали, на тот свет не спешили. А со шпионами я не сталкивался.

– А я вот сталкивался. Так что делай как приказано. А вы займите места по сторонам. Думаю, ваша помощь понадобится.

Вскоре появилась Ольга. Казалось, она ничего не подозревала.

– Вызывали, товарищ старший лейтенант?

– Вызывал. Садись-ка.

Радистка опустилась на колоду, которая в бане заменяла табурет.

– И теперь рассказывай правду, – с ходу начал особист.

– Я ж все рассказала, – недоуменно ответила девушка.

– Да? А вот у нас есть иное мнение. Скажу тебе по секрету, среди тех, кто был у железной дороги, были наши люди. И вот беда-то какая: самолетов они не видели, никаких парашютистов тоже не видели. И вот еще какая странность – ни в Слониме, ни в Барановичах о происшествии с парашютистами на железной дороге неизвестно. Вы там у себя одно не учли – у нас всюду есть свои люди… – увлеченно блефовал старший лейтенант. Своими людьми в тех населенных пунктах они обзавестись не успели, и уж тем более не было у партизанского соединения агентов в немецких штабах. А Барановичи вообще были не в их компетенции. Там действовали другие.

– Итак, ваше настоящее имя? Задание? Кто послал?

– Я сказала правду.

– Послушайте, Ольга, или как там вас. Мы ведь тут миндальничать не будем. Выведем – да и повесим на ближайшей сосне. Так что подумайте.

– Я сказала правду…

Сухих был опытным чекистом, он видел, что его слова попали в точку. Но видел и другое. Девушка уперлась. Еще до войны Сухих в целях самообразования прочитал переводную немецкую книгу по криминологии. Там была такая фраза: «Женщины никогда не сознаются». Конечно, авторы слегка преувеличили, но, в общем, были правы. Тоже проходили. Вот так упрется, стерва, и будет повторять, как попугай: ничего не знаю, я все рассказала честно…

И что делать? Переходить к более жестким методам? Сухих таких методов не любил. Не из гуманизма – такого понятия на этой войне просто не существовало. Если обстоятельства требуют кого-то резать на кусочки – будем резать. Но под пытками человек может наговорить что угодно. Уж Сухих-то это знал. В тридцать девятом он занимался пересмотром дел людей, из которых ежовские «соколы» выбивали признания. В чем только они не признавались! А особисту нужно было не признание, ему требовалась информация.

Но тут неожиданно пришел на помощь Макаров.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне поговорить с этой сучкой? У меня с ними старые счеты! Они моих родителей убили!

Сухих отлично знал, что родители старшины Макарова успели эвакуироваться из Ленинграда до начала блокады. Теперь мать жила в Казани, а отец этой весной добился отправки на фронт – и служил теперь начпотехом в танковом полку. Но сыграно было душевно.

Не ожидая разрешения, старшина вскочил, в его руке блеснула финка, которой Макаров слегка коснулся щеки Ольги. Но нож был наточен как бритва – на щеке радистки образовалась царапина. И тут же жало ножа приблизилось к ее левому глазу.

– Ну что, фашистская подстилка, какой тебе глазик первым выколоть? Этот? Или, может, тот? А потом можно носик слегка подравнять… – Нож коснулся носа.

И это сработало!

– Не надо! – всхлипнула девушка. – Я все расскажу.

Ну да. Мужик, возможно, на таком не сломался бы. Но для девушки внешность куда важнее.

– Отлично! Имя!

– Елена Горбунова.

– Вы в самом деле советская парашютистка?

– Да… Была.

Тут Сухих в очередной раз убедился еще в одном, о чем немецкая книга не говорила. Если уж женщина начнет сознаваться, то она сознается во всем. Мужчина может даже размазывать слезы и сопли по лицу – и тем не менее говорить полуправду. У женщин это выходит хуже. А вот из Ольги-Елены сквозь всхлипывания потоком хлынула информация.

* * *

История ее была не слишком уж и затейливая. В июне сорок второго разведгруппу, в составе которой была и врач Горбунова, выбросили в районе Барановичей. Без всяких сигнальных костров, в белый свет. Точнее, должны были там выбросить. А на самом деле самолет маханул в тумане километров на сто южнее – и группа очутилась в знаменитых Пинских лесах. На эти места у парашютистов не было даже карты. Рация накрылась при приземлении…

Пинские леса – не самое лучшее место для пеших прогулок. Группа же угодила и вовсе в чертолом – сплошь глухие боры, чередующиеся с огромными непроходимыми болотами; а неприятности продолжались. Когда вышли в более-менее людные места, напоролись на немцев. В перестрелке был убит командир.

В общем, группа оказалась в лесах, не очень понимая, что делать дальше. Цель выброски знали только командир и еще один боец, но того так и не сумели разыскать после высадки. Продукты закончились. Никаких партизан они не встретили. То ли их в тех местах не было, то ли просто не повезло.

Группа была собрана с бору по сосенке. Из оставшихся пяти бойцов опыта действий в глубоком тылу врага не имел никто. Двое – в том числе и Горбунова – боевого опыта не имели вообще. Моральное состояние окончательно упало. Не нашлось человека, который сумел бы придать некую осмысленность дальнейшим действиям. В результате парашютисты долго блуждали по чащобам.

Кончилось это тем, чем и должно было. В одной деревне попытались разжиться продуктами, а кто-то, видимо, их выдал. Немцы подсуетились, устроили правильную облаву… Трое были убиты, а двое, в том числе и Елена, угодили в плен.

К такому повороту событий девушка оказалась не готова. Надо сказать, что в тыл врага Елена пошла, увлеченная общим порывом. Да и смертельно надоело ходить в институт. А тех, кто готов был идти за линию фронта, посылали и с третьего курса. И еще хотелось досадить одному парню, который упорно не обращал на нее внимания. Дескать, ты тут в тылу отсиживаешься, а я к черту в пасть отправляюсь. Она не очень понимала, что такое война в тылу врага. В газетах все это выглядело немного иначе. В них ничего не говорилось ни про бескрайние леса и болота, ни про голод и комаров, ни про постоянный страх, что тебя изловят враги…

Немцы, видимо, сразу поняли, что девушка морально подавлена. Обращались с ней прилично, разговаривали вежливо. Упирали на то, что война Советским Союзом все равно проиграна. Дескать, Кавказ мы уже взяли, Сталинград возьмем завтра, а Москву – послезавтра. Возили на экскурсию в лагерь военнопленных – явно намекая, что можно ведь и туда отправить…

В общем, Зои Космодемьянской из Елены Горбуновой не вышло. Она стала сотрудничать с немцами. Ее начали готовить на агента. Внезапно перевели в Зельву. Принялись отрабатывать легенду. Легенда была та самая – про ремонт дороги. Что, в общем, понятно. Партизаны старались, дорогу там ремонтировали постоянно. Да и в крайнем случае всегда можно было устроить имитацию ремонта. Ведь пути чинят не только после диверсий.