Визит в абвер - Александр Сердюк Страница 17

Время разведчика истекло: в кабинет вошел начальник штаба. Командующий на минуту задержал Баркеля, чтобы в его присутствии распорядиться о рейсе ночного бомбардировщика.

Конец встречи, на которую фон Баркель возлагал большие и, нечего греха таить, честолюбивые надежды, оказался приятнее начала. Генерал-полковник заметно подобрел, а его проницательные глаза, временами выражавшие крайнюю усталость, на прощание даже заулыбались. Эта перемена в настроении командующего майору стоила дорогого: значит, он сумел составить о себе выгодное впечатление.

Возвратившись на поджидавшем его «опель-капитане» в свой штаб, майор приказал дежурному немедленно разыскать курьера Царькова и радиста Деффера.

— Пусть оба явятся ко мне, — сказал он унтер-офицеру, сопровождавшему его до кабинета. — Да не присылайте одновременно… Начните с русского…

Царьков давно ожидал, что его отправят на задание. Документы были оформлены, обмундирование подогнано, пистолет пристрелян. По доброте шефа бывший ефрейтор Красной армии получил солидное повышение в звании. У него пальцы дрожали, когда прикреплял к офицерским погонам пятиконечные звездочки. Если бы не военное время, они отливали бы золотом, а сейчас их покрывала защитная краска. Надев гимнастерку, он долго вертелся перед зеркалом, любуясь собой и находя, что внешний вид его вполне соответствует новому званию. Молодой. Стройный. Лицо вовсе не глупое. Почти красив: карие глаза под широкими черными бровями, прямой нос, полные сочные губы. Он всегда нравился девочкам. Никто и не подумает, что этот лейтенант липовый, точно так же, как в прошлый раз никто не подумал, что он не старшина. Поколесил по армейским тылам и благополучно возвратился. Когда фронт остался позади, сорвал с себя погоны — чего доброго еще ухлопают немцы под горячую руку. Сорвал и швырнул в кусты. Так же поступит он и с офицерскими погонами, если опять удастся унести ноги. А дело на этот раз, видно, предстоит посложнее — не зря фон Баркель повысил в звании.

Когда за ним примчался дежурный, Царьков уже был одет: гимнастерка, перетянутая старой, потертой портупеей, галифе цвета хаки, яловые армейские сапоги, побывавшие уже на чьей-то ноге, пилотка с лоснящимся засаленным внутри ободком. Унтер-офицер привык к подобным превращениям и, увидев перед собой советского лейтенанта, не остолбенел. Он мог бы увидеть Царькова кем угодно — хоть капитаном, хоть майором, и не вытаращил бы глаза. Знакомая бутафория! Он отлично понимал, кем был этот парень на самом деле, и хотя, предав Советский Союз, верой и правдой служил Германии, к людям подобного сорта унтер-офицер относился с плохо скрытым презрением.

— Эй, ты, русский царек! — неуважительно окликнул он «лейтенанта». — К шефу!

Царьков, считая себя не вправе возмущаться подобной бесцеремонностью низших чинов абвера, поспешно схватил в руки полевую сумку и заспешил к выходу.

Баркель встретил его на редкость приветливо.

— О, да я вижу настоящего советского офицера! — воскликнул он, осмотрев курьера глазами искусного портного. — Комар носа не подточит.

Общаясь всю войну с такими, как Царьков, начальник абверкоманды многое усвоил из чужого и, откровенно говоря, чуждого ему языка. Нравилось ему к месту и не к месту щегольнуть какой-нибудь пословицей, вроде: «С кем поведешься, того и наберешься».

— Истинно так, не подточит! — отозвался в ответ ряженый, явно польщенный похвалой шефа. — Сам бог ко мне милостив, да и судьба благосклонна. Служу вам верой и правдой!

— Очень похвально, Царьков, очень. Вы есть настоящий герой. Столько для меня секретов выведали. Рассчитываю на такое же усердие и в будущем.

— Рад стараться, господин майор!

Жестом руки Баркель предложил Царькову присесть.

Послушно проследовав к стулу у письменного стола, курьер стащил с головы пилотку, украшенную пятиконечной звездочкой, наскоро, пятерней расчесал волосы и занял предложенное ему место.

— По России соскучились? — в упор спросил его Баркель.

Вопрос был, конечно, с подвохом, и ушлый парень понял это сразу. Чтобы не попасть на крючок, забрасываемый иногда хитрым шефом, Царьков на вопрос ответил вопросом:

— Насколько я догадываюсь, предстоит дальняя дорога?

— Вы у меня очень догадливы, — помедлив, сказал Баркель. — Возможно, продолжите?

— Продолжение за вами, господин майор.

— Ну, в таком случае слушайте внимательно. Вам предстоит новая прогулка в русском прифронтовом тылу. Самолет сбросит вас западнее Витебска. Спускаясь на парашюте, увидите под собой озеро. Планируйте на его восточный берег, там будут дежурить наши люди. Смело углубляйтесь с ними в лес. Путешествие по глухой тропе будет продолжительным, но пусть вас это не смущает. Закончится оно встречей с гауптманом Шустером, которого вы знаете в лицо. Именно ему вручите это письмо и деньги — сто тысяч рублей.

— Полечу один?

— Нет. За компанию с вами полетит радист, в котором крайне нуждается гауптман.

— И что дальше?

— Радист остается с гауптманом, а вы сдаете посылку и возвращаетесь обратно. Все ясно?

— А если нас не встретят? Если мы не разыщем гауптмана?

— Опять эти ваши «если», — недовольно проворчал шеф. — Хоть одного из двух «если» не будет. Ручаюсь! По крайней мере первого. Но мы вынуждены идти на риск. Связь с гауптманом должна быть восстановлена. Должна!

— Буду стараться, господин майор!

Царьков привстал со стула, чувствуя, что разговор окончен.

Баркель, выбравшись из-за стола, направился к сейфу, занимавшему всю глубокую нишу в стене. Поколдовав с каким-то очень хитрым ключом, он не без заметных усилий открыл массивную дверцу. Пересчитав на глазах у курьера деньги и запечатав конверт, предупредил:

— Только из рук в руки. И — лично!

— Слушаюсь.

Следующей вещью, извлеченной майором из сейфа, оказалась довольно-таки тоненькая книжечка в ярко-красной обложке.

— Ваше удостоверение личности, — объяснил шеф Царькову, вручая эту книжечку… Печати и подписи соответствуют подлинным. Фото, как видите, ваше. Узнаете себя? — Он улыбнулся. — Вот ручка, распишитесь. На эту деталь — подпись владельца — там обращают особое внимание… И зарубите себе на носу — с данной минуты вы офицер отдела связи штаба Первого Прибалтийского фронта. На проверках не дрожите.

— Держать марку Царьков умеет! И «Хенде хох» ему не устроят.

— За это и ценю вас. Окончится война — отблагодарим по высшей категории. Небось при советах в бараке ютились, а мы предоставим шикарную квартиру и притом, где пожелаете. В любой местности, кроме Сибири…

— Сибирь обживал мой папаша… Крутой был мужик, как сказывают. Ну а крепкое дерево глубокие корни пущает. Характер у сына отцовский, и передался он не через чужие воспоминания, нет — через кровь. А людская кровь, как известно, не водица, — мстительно изливал свою душу Царьков, пряча удостоверение в потайной карман.