Волкодавы СМЕРШа. Тихая война - Олег Таругин Страница 16

А затем выпитый шнапс настойчиво потребовал выхода. Или всему виной проклятый русский холод? С тревогой припомнив, что говорил отрядный доктор относительно переохлаждения области поясницы и почек, Гросс отошел в угол сарая и завозился с гульфиком. Ухмыльнулся внезапно пришедшей в голову мысли: интересно, при таком морозе его сцаки быстро замерзнут? Вонять не станут? Упругая, парящая на морозе струя ударила в старые доски. Oh, sehr gut…

Неожиданное движение возле входа Гросс, едва успевший закончить свои дела, уловил боковым зрением, мгновенно крутанувшись вокруг оси. Рука заученно метнулась к поясу, пальцы обхватили ребристую рукоять десантного ножа…

…Паршин вынужден был признать, что тренировали гитлеровских парашютистов отлично. По крайней мере, ничуть не хуже, чем их. Взаимное короткое замешательство не продлилось и десятой доли секунды. Резко обернувшись в сторону опасности, немец рванул из ножен клинок. Два человека в практически одинаковых белых маскхалатах замерли в паре метров друг от друга. Гитлеровец злорадно осклабился и сделал пробный выпад. И это было его ошибкой. Следовало закричать, поднимая тревогу, однако подстегнутый выпитым алкоголем мозг требовал схватки с этим неведомо откуда появившимся русским. В том, что ее исход будет в его пользу, Гросс нисколько не сомневался. Принятый на голодный желудок спирт сделал свое дело, придав гаупт-ефрейтору решительности и уверенности в собственных силах…

Константин с легкостью ушел в сторону, даже не попытавшись контратаковать. Рано. На тренировках Корень особо давил на то, что сначала нужно прощупать противника, понять, какой он методикой пользуется, как именно владеет клинком. И только затем, сложив представление о стиле боя, что-либо предпринимать. Немец ударил снова, более нагло. Тоже прощупывает, сука! Пришлось парировать выпад – лезвия ножей на миг сошлись, коротко звякнув друг о друга. Руку прилично дернуло: противник вложил в удар немало силы.

«А ведь ребята ждут, – мелькнуло в мозгу. – Сашка приказал в две минуты уложиться. Может, фриц специально затягивает? Ну, так сейчас и проверим…»

Сделав ложный выпад – парашютист купился, впустую отмахнув тускло блеснувшим клинком, – Константин присел и ударил в нижнем партере, мазнув отточенным до бритвенной остроты лезвием по бедру противника. Нож рассек и маскхалат, и брючину прыжкового комбинезона, и фриц гортанно вскрикнул, оступаясь. Есть, достал! Теперь добивать, пока не очухался, главное, не насмерть.

Подцепив мыском сапога голеностоп противника, обутого в ботинки с высоким берцем, туго стянутым боковой шнуровкой, Паршин дернул его на себя, с трудом удержав равновесие. Сдавленно охнув, диверсант рухнул на спину. Мгновением спустя Костя навалился сверху, прижимая к полу сарая руку с ножом. Зафиксировав запястье, несколько раз ударил по земле, заставляя того разжать пальцы и выпустить оружие.

Фриц, рыча, попытался скинуть противника, выставив перед собой колено здоровой ноги. В лицо ощутимо пахнуло перегаром, и Константин мельком удивился: это он чего, пьяный, что ли?! Ничего себе у них нравы… Продолжая удерживать «рабочую» руку противника у пола, Паршин нанес короткий удар локтем правой в грудь. Подлый и опасный удар, способный сломать несколько ребер и даже – при должном умении и силе удара – вызвать остановку сердца. Немец охнул, окончательно теряя дыхание. Не выпуская ножа, Костя упер предплечье правой руки под подбородок, запрокидывая голову врага и сдавливая горло, готовое исторгнуть крик боли. Несколько секунд они еще возились на полу, раскидывая в стороны клочья гнилой соломы, затем фриц затих. Несильно добавив кулаком в лицо, Паршин приподнялся, перехватывая поверженного противника за отворот маскировочного халата. Рывком приподняв, подтянул к стене и упер в бревна спиной. Поднес окровавленное лезвие к глазам, прохрипев:

– Wieviel? Wieviel Jager in Gruppe? Sprich! Sprich, oder ich töte dich! ^[7]

– Nein. Schwein!

– Sprich! – Лезвие рассекло лоб над самыми надбровными дугами, заливая кровью глаза. Костя помнил слова инструктора, что боль от этого должна быть просто жуткой. – Schnell!

Немец сдавленно зарычал, пытаясь повернуть голову набок и часто-часто моргая.

– Ну, сука?! – по-русски зашипел Паршин, надвигаясь на немца. – Глаза на хрен выколю!

– Elf! Aber sie siegen nicht! ^[8]

– Надеюсь, не соврал, – буркнул младший лейтенант, без особого усилия вгоняя лезвие в левую сторону груди между ребрами. Тело врага выгнулось дугой, залитые кровью глаза широко раскрылись. Захрипев, он попытался что-то сказать, но в следующую секунду уже обмяк, сползая по стене. Подошвы десантных ботинок еще скребли по земле, но с каждым мгновением все слабее и слабее, пока и вовсе не замерли. Все, готов. Паршин выдернул нож. На ткани маскировочного халата осталось совсем небольшое алое пятнышко. Впрочем, крови и без того хватало – и из раны на бедре, и из разбитого последним ударом носа и рассеченного лба.

Константин уселся рядом, привалившись к потемневшим от времени бревнам. Руки мелко, предательски дрожали. И еще отчего-то немного подташнивало. С трудом справившись с желанием как следует проблеваться, младлей несколько раз воткнул клинок в неподатливую землю, очищая лезвие от зловещего темного налета. Странно, кровь вроде красная, а лезвие темное… Почему так? Непонятно. Загадка, понимаешь ли…

Тяжело перевалившись на колени, поднялся на ватные ноги. Ну, успокоился? Взял себя в руки? Вроде бы да… Прав оказался инструктор, когда говорил, что убить ножом – совсем другое дело, чем застрелить. А он, дурак, не верил. И остальные тоже не верили, посмеивались даже. Теперь-то понятно, отчего те из мужиков, кому уже приходилось делать подобное, все больше отмалчивались, глядя на товарищей с каким-то одним лишь им понятным выражением лица…

Подойдя к дверному проему, осторожно выглянул, сразу заметив лежащего в двух десятках метров командира. Показал ему сжатую ладонь, дважды разжав пальцы. Гулькин коротко кивнул, «мол, понял, осталось десять», и коротко махнул рукой в сторону избы. В последний раз взглянув на убитого, Костя судорожно сглотнул вязкую слюну и торопливо отвернулся. Подобрав трофейный нож и прихватив собственный автомат, так и стоящий под стеной сарая, по-пластунски двинулся в указанном направлении. Возможно, стоило забрать и пулемет, но в тот момент он об этом просто не подумал, хотя работать с вражеским оружием курсантов учили буквально с первых дней. Да и как такую бандуру с собой попрешь, в нем больше двенадцати килограммов? Это ж не «ППД», за спину так запросто не забросишь! Ладно, чего гадать – пока оставит здесь, а как возьмут диверсов – заберут, вещь ценная…