Мусульманский батальон - Эдуард Беляев Страница 16

На ранней зорьке приехал в расположение отряда полковник Колесник, коротко сказал: «Холбаев, работаем по плану. Время начала уточню. Потому быть на связи, и готовьтесь». Чего готовиться — давно все готовы. До полудня убивали время, кто как мог и кто как привык подавлять подрагивающее внутри волнение — слонялись по углам без дела, дремали и отсыпались, играли в карты, и все, безусловно, хотели завтра встретить рассвет. После обеда засуетились поднятые «в ружье», но опять дали «отбой». С заходом солнца, не торопясь, засобирались. Экипировались. Попрыгали на месте — все ли правильно уложено, подогнано, укомплектовано. Легок ли нож в выхвате из ножен; без натуги ли вошли запалы в ребристое холодное тело гранат, не стучит ли «железо» в вещмешке пехотинца. Волнение, естественно, было, и его не надо пытаться скрывать, и бесполезно унимать. Но это только до первого выстрела.

А так — все ощущали предвкусие успеха. Оттого и желание свербило — скорее бы…

1

С утра к дворцу подъезжали машины, не военные — светские, дорогие, отблескивающие от солнца лакировкой. И люди из них выходили нарядные и красивые, среди них немало женщин и детей. Парад нарядов, атмосфера торжества и присутствие далеких, недосягаемых и недоступных, но волнующих чужих женщин расхолаживали часовых и охрану. Солдаты беспечно бродили табунками, приподнято возбужденно и нарочито громко смеялись и щедро делились сигаретами и новостями друг с другом и с «шурави».

27 декабря, а это пятница, — выходной день у мусульман. Хафизулла Амин пригласил во дворец членов Политбюро и министров с семьями. Все были в прекрасном настроении. Мужская часть приглашенных, разбившись группами, вела размеренные беседы ни о чем, иногда и о политике. Женщины придирчиво осматривали интерьеры дворца после ремонта и, надо полагать, восхищались. Амин дал распоряжение начальнику Генштаба наладить взаимодействие с советским командованием; дважды он связывался с министром иностранных дел Громыко, и они сообща обсуждали вопрос об информировании международной общественности по поводу присутствия советских войск в Афганистане. Во время обеда Амин и его гости неожиданно почувствовали себя плохо: кто-то потерял сознание, у кого-то началась рвота; некоторые со стонами катались по полу, схватившись за животы. Перепуганная жена Амина вместе с начальником главного политуправления М. Экбалем Вазири стали звонить в Чарсад Бистар — центральный военный госпиталь, и в поликлинику советского посольства с просьбой о помощи.

В моем блокноте были записаны три фамилии: полковники Виктор Петрович Кузнеченков, Анатолий Владимирович Алексеев и афганский доктор — подполковник Хабиб Велоят. Полковник медицинской службы Кузнеченков окончил Ленинградское суворовское военное училище. В последующем учился в Военно-медицинской академии на военно-морском факультете. В предыдущие годы мне не удалось пополнить список военврачей, участников тех печальных событий. Их фамилии и место службы оберегались пуще зеницы ока. Впору спецназу и «комитетчикам» поучиться у медиков «заметать следы». Столь же тщательно засекретили парочку молоденьких медсестричек, ставящих больным клизмы где-нибудь в госпитале имени Бурденко.

Полковник Алексеев, на долгие годы замуровавший себя в молчании, после выхода на пенсию решился заговорить. Помог мне его разыскать Эмиль Михайлович Возняк, полковник, мой однокашник по факультету, в свое время проработавший в несвойственной ему унылой ипостаси — начальником 952-го Центра выздоравливающих. На отшибе, подалее от здоровых людей, в славном граде Баграме, в годы наиболее активных боевых действий и во времена эпидемии желтухи, безжалостно косившей военный люд. С марта по март 1984–1986 годов командир Эмиль ставил народ на ноги, крепил как их печенки, так и дух. Диетпитанием возвращал их в строй, чревоугодием вскармливал ненависть озлобленного солдата и насыщал холодным расчетом командира, устремляющего за собой в бой тех же подпорченных желтухой подчиненных. Их кровь, с разрушенными эритроцитами и не пролитую до поры, полковник Возняк очищал от билирубина заботами вверенного ему медперсонала, чтобы другой полковник, командир, в скором времени, отправляя людей на боевое задание, выплескивал ее, эту кровь, из тела собственного бойца и тела чужеродного.

У полковника разведуправления Прикарпатского военного округа Эмиля Возняка строгий учет: за два года такой его работы были «возвращены в войну» более 10 тысяч солдат и еще более 200 поднялись на ноги после дистрофии.

В обед 27-го полковник Анатолий Владимирович Алексеев, старший советник афганского госпиталя, был дома и собирался принять душ. В пятницу горячую воду подавали в «советский район» исправно, не ограничивая строгим лимитом. Вода, конечно, не повод отсиживаться в квартире, просто подошел выходной, и можно было отдохнуть от недельной мельтешни и нескончаемых забот. В Центральном военном госпитале на семь этажей приходилось всего-то 400 мест. (Война внесет свои коррективы, и через месяц-другой количество коек увеличат до 1100.) Представьте себе роскошно оборудованные правительственные палаты, с раковинами и ванными, отделанными ониксом. Строили лечебное заведение для членов правительства и высшего военного руководства, и красивое современное здание было лучшим не только в Кабуле, но, наверное, и во всем Афганистане. Так что помыться было намного приятнее на работе, а не в тесноте ведомственной квартиры…

Однако освежиться не получилось — примчался встревоженный Абдул Каюм Тутахель, подполковник, главный хирург.