Оборотни тоже смертны  - Алексей Щербаков Страница 15

– Я не знала дороги. Хотела перейти болото – вдруг с собаками преследуют…

– А там за болотом есть еще и речка… Но давай по порядку. Откуда ты?

– Нас выбросили с парашютами. Вон там, – девушка показала рукой на восток. – Точно не знаю, я здорово плутала.

– Когда?

– Пять дней назад. Наша группа насчитывала пять человек. Командир, лейтенант Свешников, я и еще три бойца. Мы должны были прыгать на сигнальные огни.

– К кому? К какому отряду? Вот мы называемся имени Котовского.

– Я не знаю. Знал командир. Самолет долго кружил, потом летчик велел прыгать. Внизу были костры – но еще в воздухе мы поняли, что не те. Там была железная дорога, вагоны, много людей…

– А это фрицы чинили железку, которую наши, видать, в очередной раз покорябали. Теперь примерно понятно, где это было. По прямой – километров двадцать пять. Но продолжай.

– По нам стали стрелять, еще когда мы были в воздухе. Мы пытались уклониться. Но там – чистое поле. Двоих наших я видела, как они упали, меня отнесло дальше, я успела обрезать стропы и уйти. С тех пор брожу. Бродила по каким-то полям. Там деревня была, но я побоялась в нее заходить. Потом вот в лесу очутилась…

– Ты, девушка, в рубашке родилась. Окажись ты на той стороне дороги – пропала бы. Немцы – они, гады, упорные. Посчитали бы количество парашютов – и обшаривали бы окрестности с собаками, пока бы не нашли всех. А на эту сторону они лезть не рискнули – знают, что здесь партизаны. Да и если б ты не утонула в болоте, а перешла бы реку… На том берегу с лесом плохо, зато с полицаями хорошо.

– Слушай, Серега, я вот только не понимаю. Если, предположим, их в наш отряд сбрасывали, то что-то здорово летчик маханул. На тридцать километров, как минимум, – подал голос Макаров.

– Э, Гриша! Подумаешь, тридцать километров. И не то видали. Самолет – он быстро летает. На чуть-чуть штурман ошибся – и полсотни верст туда, полсотни верст сюда… А вот то, что он сбросил ребят на первые похожие огни, – это сволочной поступок. Я ведь знаю, как немцы ночью пути ремонтируют. Они цепочкой костры разжигают вдоль насыпи. На сигнальные огни это никак не похоже. Вот ведь бывают же на свете сволочи… Что ж, пора двигать до дому, до хаты.

* * *

Через два часа они достигли пикетов одного из отрядов, а вскоре вышли в деревню, в которой располагался штаб.

– Где командир? – спросил Мельников кого-то из бойцов.

– Сидит у себя вместе с комиссаром и особистом…

– Отлично, два раза доклад повторять не придется. Гриша, докладывать положено тебе. Ты старшина, а я вообще непонятно кто…

Штаб располагался в одном из домов. Войдя внутрь, разведчики увидели командира, старшего лейтенанта Сухих и комиссара Кочеткова, сидящих за столом, на котором была расстелена карта.

Командир соединения Алексей Михайлович Асташкевич был худым узколицым мужичиной за сорок с длинными запорожскими усами. Ходил он в неизменной кубанке и кожанке, перетянутой многочисленными ремнями.

До войны Асташкевич был начальником конторы в Вилейке по заготовке чего-то сельскохозяйственного. Когда наши отступали, то контору и ее работников эвакуировать не успели. Тогда и не то, и не тех бросали, а всякие штатские учреждения, особенно мелкие, действовали по принципу «спасайся, кто может!». Но Асташкевич в молодости сражался в рядах ЧОН против отрядов Булак-Балаховича ^[20], а потом и против всяких отрядов, забрасываемых с польской территории. Так что он знал, что надо делать. Вскоре Асташкевич собрал некоторое количество болтающихся по лесам бойцов и начал партизанить. И удачно. К нему-то в конце концов и присоединился отряд Аганбекова. К сорок второму Асташкевич уже командовал соединением в двести человек. В начале сорок третьего немцы обещали за его голову десять тысяч остмарок, сто килограммов соли, керосину и водки в неограниченном количестве.

* * *

– Товарищ командир, разрешите доложить! – начал Макаров рапорт по всем правилам. – Разведгруппа вернулась с задания. Установлено, что отряд, выдававший себя за советских партизан, являлся немецкой провокацией. Отряд полностью уничтожен. Нами доставлен бывший староста деревни Козловична, оказавший ценную помощь в ликвидации банды. Без него мы ничего не сумели бы. Во время возвращения в лесу была встречена врач разведгруппы Ольга Маслова. По ее словам, группа из пяти человек была выброшена неправильно и рассеяна при столкновении с немцами.

– Ну, веселые дела творятся… – покачал головой Асташкевич. – И отряд уничтожили, и парашютистку встретили. Что ж это за парашютисты такие? Мы никого не ждали… Так, пришедших с вами пусть проводят, покормят, пусть девушка в порядок себя приведет. А ты, старшина, давай подробно.

…Прослушав всю историю, Асташкевич аж кулаком по столу ударил.

– Ну, Мельников… Вот так у тебя всегда! Просто жить не можешь, чтобы не выкинуть какой-нибудь фортель. Снять бы с тебя штаны, да выпороть за твои выкрутасы. Но нельзя – героем ты вышел. В любом случае, отряд провокаторов уничтожен, одной головной болью меньше. А с этими старостой и радисткой будем думать.

– Товарищ командир, разрешите отлучиться – мне необходимо обсудить с разведчиками технические детали, – обратился Сухих.

– Идите. Занимайтесь своей секретной работой…

– Как у нас теперь-то, ну, прямо армия, – заметил комиссар, когда особист с бойцами вышли. – Разрешите доложить, разрешите отлучиться… А вот когда начинали…

– Да уж, не так все было…

* * *

…Начинали и в самом деле скверно. В отличие от командира старший политрук ^[21] Кочетков, как и многие, оказавшийся в окружении с группой бойцов, начал партизанить, присоединившись к отряду, организованному секретарем райкома. То ли его специально оставили или забросили, то ли он просто не успел эвакуироваться, – никто не знал. Но мужиком он оказался энергичным – и вскоре отряд достиг трехсот человек. Одна беда: командовать отрядом стали, как в райкоме. Заседали. Долго и упорно, иногда даже под огнем. Да и воевать начали без ума – пытались ходить на немцев в атаки, чуть ли не в штыковые. Но у немцев-то военная подготовка, у них оружие и техника. Да и подкреплений они могли вызывать себе сколько угодно. А у партизан? Собранный с бору по сосенке отряд, оружие то еще, да и начальство заседает. Все вышло строго по Маяковскому. Прозаседались. Отряд расколошматили буквально через пару недель. Кочеткову с несколькими бойцами удалось выйти живыми из последнего боя. О судьбе командира он так ничего и не узнал, но догадаться было нетрудно. Либо убили, либо изловили и расстреляли немцы. Тогда фрицы поступали с партизанами без особых затей. Ни ГФП, ни другие немецкие спецслужбы они не интересовали. Тогда фрицы считали, что партизаны – это кучки недобитых фанатиков, с которыми вполне справятся охранные части и полицаи.