Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин Страница 14

От нетерпения он привстал.

Что, если и в самом деле так? Портьера откинется, тот, кто войдет, спросит: «Не знаете ли, где живут Тимофеевы?» Он отзовется: «Те, которые из Твери?» Услышит: «Из Сызрани, беженцы». И значит, пред ним товарищ. Но в этих-то стенах! Кого-кого, а Христофора Нечипоренко, и отца его, и братьев, он знает с мальчишеских лет.

Шорохов растерянно озирался: лампада в углу под иконами, на стенах фотографии в рамочках, тоже в рамочке — грамота потомственного почетного гражданина…

Нечипоренко возвратился:

— Зараз дадут.

Он опять сел напротив, положил на стол кулаки.

Шорохов с ожиданием смотрел на него.

Нечипоренко прокашлялся:

— Послушай, Леонтий, ты же в Урюпинской приказчика держишь? — Держу.

— Хочешь хорошее дело? Там у меня овец пара тысяч. Не скрою, интендантству шли. Покупатель-то строгий. С разбором. Бери! Впрогаде не будешь.

Нечипоренко говорил громко, явным образом надеясь, что его собеседник тоже повысит голос.

«Провоцирует», — теперь холодно отметил Шорохов. Нет, в этом человеке он не ошибся. Однако что же следовало из его теперешних слов? Промахнулся с овцами. Как, впрочем, и с тем добром, о котором говорил приказчик, подавший табуретку. И опять — Урюпинская. Но ведь и с их фирмой сделка на бочки там расторгнута. Резко. Как отрубили. Будто срывали зло.

— Забейте, засолите, — ответил он. — Баранья солонина — деликатес. Зимой хорошую цену возьмете.

— На базаре? Мелочи. Этим не занимаюсь.

— Вы ее тому же войску целиком.

— Чтобы еще раз обморочили? Там у них и все прежде закупленное девать теперь некуда. От нового товара и подавно морду воротят.

Шорохов не отозвался. «Еще раз?» А впервые-то было все в той же Урюпинской. Но в ней Мамонтов. Его корпус. Из представителей войска никакого другого там покупателя нет. Значит, слова Нечипоренко надо понимать так: «у них»- это интендантская служба корпуса; «все закупленное»- провиант, запасы амуниции, сбруя. Хозяйственный обоз, если говорить по-военному. «Девать теперь некуда»- корпусу все это вообще стало не нужно. Да как! «От нового товара и подавно морду воротят». Загадка. Испарился он, что ли? Ведь если в поход пошел, то прежде закупленное-то интендантами почему осталось? Без обоза же не пойдешь?.. Однако чего ради Нечипоренко его к себе пригласил? Излить досаду? Экие нежности!

А тот и действительно разошелся вовсю:

— Что за наказанье господне! За какое дело тут у нас ни возьмись, все валится прахом. Слышал? Полки добровольцев к самой Москве подошли. Товаров захвачено — горы. У красных добро разве свое? От господ отобрали. Теперь кидают. Пойди разбери, чье оно прежде было? Громадный барыш берут. С нашим разве сравнишь?

«Вот же в чем оно!»- воскликнул про себя Шорохов. За портьерой был, следовательно, кто-то из торговцев, приехавших из мест, занятых Добровольческой армией, и Нечипоренко хотел его убедить, что с теми ценами, какие гость назначает, здесь, на Дону, ходу нет. Присутствие Шорохова — козырь в его колоде. И всего-то. Игра, в купеческом духе совершенно обычная.

Он вздохнул:

— Что — Москва! Пока доедешь туда да пока с товаром вернешься, как дешево ни купи…

— Мне не веришь, Фотия Варенцова спытай!

Из-за портьеры послышалось шуршанье: наверное, дверь затворилась. Нечипоренко встал, облегченно опустил плечи:

— Ты, Леонтий, все же подумай.

— Подумаю, — Шорохов тоже поднялся со стула.

О чем будет нужно подумать, он себе не представлял. Но другое-то ему стало ясно. Здесь он больше не нужен. Даже мешал. Значить это могло лишь одно: за портьерой был человек, который очень торопится. Местное купечество спешку не любит, считает для себя чем-то зазорным. Их разговор, следовательно, подслушивал и в самом деле приезжий.

В силах Шорохова было испортить обедню: «Где угощенье? Замахнулся — бей!» В купеческом мире тонкости этикета ценятся высоко. Но, что этим он выгадает? Отведет душу. И только.

Молча они спустились в первый этаж.

• •

Яркий свет солнца! Синее небо! Шорохов испытывал такое облегчение, будто выбрался из кладбищенского склепа.

О чем же был разговор? Овечий гурт — мелочь. А вот над словами о том, что добровольцы подступают к Москве, стоило подумать. Впрочем, нет, не над этим. Почему такая мысль занимает сейчас Нечипо-ренко? И конечно, Фотия Фомича Варенцова. «Самого», как говорят о нем торговцы помельче. Иначе чего бы ради Нечипоренко и Богачев его сегодня упоминали? Совпало случайно? Едва ли. Очень уж эта личность и впрямь необычная в купеческом мире их города. Безземельная голь, почти до тридцати лет шахтер. Так бы тому, казалось, до скончания века и длиться. Жизнь Варенцова переменил случай: жену взял хоть и много старше себя, но с деньгами. Сразу начал выезжать в Воронежскую губернию. Набирал крестьянских парней, возил на те рудники, где некогда коногонствовал сам. Парней обсчитывал. За скаредность его пытались убить. Позже занялся перепродажей донского зерна итальянским макаронным фирмам. Тогда-то пришли по-настоящему крупные деньги, почтение со стороны окрестной торговой братии. Имя такого человека купцы всуе не треплют. Шорохов уже знал.

Но как раз его-то появление в качестве богачевского компаньона Варенцов принял благожелательно. Усмотрел нечто общее в его и своей судьбе? Всего верней так. Чего тогда медлить? Разыскать, впрямую спросить. И в первую очередь о Манукове. «…Ручку подаст… „Мы с вами где-то встречались?“…» Случайно сошлись в ночном кабаке, и так настырно набиваться в знакомцы? Среди солидного купечества это не принято. Кто он такой тогда?