Кишиневское направление - Виталий Гладкий Страница 14

Писарь-переводчик комендатуры города Перемышля старшина Иван Татарчук шел по набережной реки Сан в приподнятом настроении – завтра в отпуск! Чемодан уже собран, осталось сдать дела, попрощаться с друзьями – и в родные Ромны, к милой сердцу Суле, которая чем-то напоминала реку Сан: такая же тихая, плавная, чистая, разве что немного поуже.

Встречные девушки кокетливо улыбались стройному, подтянутому «пану офицеру». Знакомый Татарчука, владелец крохотной кавярни пан Выборовский, фланирующий по набережной с какой-то сильно накрашенной кокоткой, с вежливым поклоном приподнял шляпу. Он недавно овдовел и теперь искал подругу жизни, потому что в кавярне требовалась еще одна пара рук.

Старшина в ответ козырнул – чертовски хороша у этого полубуржуя дочка Марыля. Она держала осаду уже второй месяц, но Татарук совершенно не сомневался в том, что и эта девичья «крепость» в конце концов вывесит перед ним белый флаг…

С набережной открывался вид на Засанье, которое раскинулись на противоположном берегу – там хозяйничали гитлеровцы. Татарчук нахмурился и ускорил шаг, вспомнив о бумагах, которые вчера поступили в комендатуру.

Старшине, конечно, не дали их почитать, но комендант стал суетиться больше обычного, и даже предупредил подчиненных офицеров, чтобы они были постоянно на связи, желательно дома. Чтобы это могло значить? Неосознанная тревога бередила душу старшины и не покидала на протяжении всего дня. С нею же он и спать лег.

Разбудил старшину грохот взрывов. Его буквально сбросило с кровати. «Неужто опять артиллерийские склады?!» – торопливо одеваясь, думал Татарчук.

Весной в казармах воинской части, расположенной около шоссе из Перемышля на Медыку [21], по невыясненным причинам взорвался боезапас. Татарчук выскочил во двор комендатуры и тут же упал, отброшенный взрывной волной – снаряд разорвался в нескольких шагах. Но осколки почему-то ушли в другую сторону.

«Повезло тебе, Иван… – машинально мелькнуло в голове, когда осколки дробно застучали по стенам; и вслед за ней тут же прорезалась другая мысль – страшная, невероятная: – Неужели война?!»

К вечеру старшина Татарчук вместе с бойцами комендатуры был включен в сводный пограничный отряд, который занял оборону в районе кладбища. А ночью его и еще нескольких пограничников послали на разведку в кварталы города, занятые гитлеровцами…

Кавярня пана Выборовского на углу неширокой улочки, вымощенной брусчаткой. Прижимаясь поближе к стенам зданий, разведчики короткими перебежками проскочили сквер, небольшую площадь, и дворами добрались к черному входу в кавярню.

Татарчук постучал в массивную дубовую дверь. Тихо. И на повторный стук никто не ответил. Рядом с дверью висела цепочка от колокольчика. Но старшина знал, что пан Выборовский терпеть не может колокольного звона, поэтому цепочка служила лишь антуражем кавярни и была прикреплена к неподвижной скобе, вмурованной в стену.

А старинный колокольчик заплела паутина, до которой как-то не удосуживались добраться ни служанка Выборовских – женщина в годах, похожая на монашку, ни Марыля.

Тогда Татарчук забрался на спину одному из своих товарищей и осторожно постучал в оконное стекло. В комнате блеснул свет и тут же погас; окно отворилось, и испуганный девичий голос тихо спросил:

– Кто там?

– Пани Марыля… – облегченно вздохнул Татарчук. – Это я, старшина Татарчук.

– Ой, пан Татарчук! – всплеснула руками Марыля. – Как я рада… Пшепрашем… – И побежала открывать дверь.