Стальной излом. Волоколамский рубеж - Даниил Веков Страница 14

Сталин самым своим нутром чувствовал: нельзя больше отступать, бежать без оглядки, пятиться, нужно остановиться и дать решительный бой. Вон сколько уже земли потеряли, а что дальше? Идти за Волгу и за Урал? Или же сразу – в Сибирь? Нет, за Москвой для нас земли нет, нужно бить врага здесь, на её подступах.

Сейчас ситуация тоже была, прямо скажем, не очень, немцам удалось ещё немного приблизиться к столице, взять ряд подмосковных городов и сёл. Но уже появилось ясное ощущение того, что в город противник не войдёт. Пусть его отдельные части прорвутся на окраины, пусть даже немецкие генералы увидят в полевые бинокли звёзды на кремлёвских башнях, но на этом – всё. Стало понятно, что прославленные армии фон Бока выдыхаются (особенно – панцерные), они уже потеряли ударную силу. И ноябрьское наступление – это жест отчаяния, последние конвульсивные попытки пробиться и взять-таки Москву. Но не получится у них: гитлеровские армии уже не те, что были раньше, не идут бодро, победно, а еле ползут, цепляются за любые рубежи. Значит, самое время ударить по ним, отбросить назад, подальше от Москвы.

Именно этим, подготовкой к большому контрнаступлению, сейчас и занимался Генштаб. Скоро будет уже всё готово, осталось совсем немного.

Сталин ехал в 16-ю армию Рокоссовского, чтобы посмотреть на действие гвардейских реактивных миномётов. Ставка ГКО в октябре-ноябре передала Константину Константиновичу несколько дивизионов БМ-13, и сейчас «катюши» готовились нанести удар по скоплению немецких войск под Скирмановым. Им поставили задачу поддержать контрнаступление 4-й танковой бригады Катукова и разбить немецкую 10-ю танковую дивизию, серьёзно угрожавшую тылам 16-й армии. Если не сделать этого сейчас, то потом будет поздно: есть вероятность, что она прорвётся к Ново-Петровскому, выскочит на Волоколамское шоссе и зайдёт Рокоссовскому в тыл, что осложнит и без того сложную обстановку на Истре. Вот и решили ударить новейшими реактивными миномётами. Пусть поработают, помогут танкистам и мотострелкам.

Ехали медленно, водитель «паккарда» старался объезжать самые глубокие ухабы и рытвины, но не всегда это удавалось: немецкие самолёты регулярно бомбили Волоколамское шоссе, главную транспортную артерию 16-й армии. «Юнкерсы» разносили в пике военные колонны, обстреливали на бреющем транспортные обозы.

Дорога была вся в бомбовых воронках, лимузин то и дело заносило, он грузно переваливался с боку на бок. Сталин недовольно морщился, но молча терпел: понимал, что таковы уж прифронтовые реалии. Охранники, сидевшие впереди него, мёртвой хваткой держались за поручни – чтобы не дай бог не завалиться на Вождя. К счастью, не приходилось опасаться авианалётов: небо к вечеру заволокло, из низких сизых туч пошёл мелкий снег.

* * *

Немецкие пилоты сидели в это время на аэродромах, отдыхали и ловили по радио музыку. Особенно – студию в далёком Белграде, откуда шли передачи для армии Роммеля в Северной Африке. И на ней же регулярно крутили пластинку с популярной «Лили Марлен».

С лёгкой грустью и ностальгией пилоты внимали чувственному голосу Лале Андерсен. Эта мелодичная, наивная, немного сентиментальная песенка про караульного и его девушку очень всем нравилась. К приёмнику подсаживались все, кто находился в тот момент в комнате, звук делали погромче. О чём же говорилось в песенке, почему её так любили? О доме, любви и о том, что каждого солдата ждёт где-то своя Лили Марлен.

А о чём ещё нужно говорить во время краткого отдыха между боями? Не об ужасах же войны и смерти! Вон они, каждый день перед глазами! Нет, только о любви и верности.

* * *

Ради строжайшей секретности о поездке Сталина на фронт никто не знал: не известили ни штаб Западного фронта, ни даже генерал-лейтенанта Рокоссовского. Решили так: Верховный издалека посмотрит на залп БМ-13, а затем тихо, незаметно удалится – как и приехал. И чем меньше людей будет знать об его появлении на фронте, тем лучше.

Тридцать первый отдельный гвардейский дивизион реактивных миномётов стоял в шести километрах от Скирманова в небольшом лесу. Командовал им храбрый капитан Казбек Карсанов – высокий, подтянутый, с традиционными кавказскими чёрными усами и бородкой. У него в дивизионе имелось 12 установок БМ-13, а реактивных мин – на три залпа. Перед капитаном поставили задачу: нанести удар севернее высоты 264,3, где, по данным нашей разведки, гитлеровцы сосредоточили до батальона танков и столько же мотопехоты. О приезде Сталина, само собой, он тоже ничего не знал. И даже не подозревал.

Два чёрных лимузина встали на окраине рощи, укрылись от посторонних взглядов за бывшим зданием ветклиники. До передовой – примерно два километра, всё будет хорошо видно. Вот они, наши позиции, прямо перед глазами, дальше – большое картофельное поле, всё изрытое воронками, перепаханное танковыми гусеницами, за ним уже, на высоте 264,3, гитлеровцы.

За Скирманово с самого утра шёл яростный бой: захлёбываясь, били пулемёты, тявкали противотанковые орудия, гулко ахали тяжёлые гаубицы. Ярко пылали окраинные избы, густо чадили подбитые танки – как наши, так и немецкие. Потери с обеих сторон были значительные, село то и дело затягивалось густым сизым дымом.

Сталин вышел из машины, встал у капота, охранники тут же рассыпались по сторонам, проверяя территорию. Генерал Николай Власик услужливо протянул Вождю бинокль, тот взял, благодарно кивнул. Атаку на Скирманово было видно хорошо: вот три наши «тридцатьчетвёрки» ворвались уже на окраину, стали давить гитлеровцев, но, встретив упорное сопротивление, потом чуть отошли назад. Однако не все, только две, а третья каким-то образом зацепилась за село и продолжила бой. Гитлеровцы не отступали, яростно сопротивлялись: очевидно, рассчитывали, что удастся продержаться до темноты и сохранить село за собой. У них имелся резерв для неожиданной контратаки: в ложбинке за высотами ждал своего часа целый танковый батальон и пехота. Их внезапное появление на поле боя могло существенно изменить ситуацию, переломить весь ход сражения.

Однако гитлеровцы не знали, что для них приготовлен неприятный сюрприз: дивизион БМ-13. Миномёты пока молчали, стояли за снежными елями, ждали своего часа. И дождались: пришёл приказ, и БМ-13 вырулили из своего укрытия на огневой рубеж.

Расчёты проворно сдёрнули с установок маскировочные сети, начали готовить боеприпасы: по двое, впрягшись в брезентовые лямки, тащили тяжёлые реактивные снаряды. И осторожно закатывали их на направляющие: на каждую – по одному сверху и по одному снизу, всего шестнадцать штук.

Казбек Карсанов отдал команду, и длинные красные стрелы с тонким, пронзительным «пи-и-у-пи-и-у» понеслись на гитлеровцев, через несколько секунд в лощине ярко, жарко полыхнуло. В сгущающихся сумерках хорошо было видно близкое зарево: смертельный огонь пожирал и людей, и технику. Обезумевшие от страха немецкие солдаты бежали куда глаза глядят, некоторые даже в сторону советских позиций. Куда угодно, лишь бы дальше от этого ужасного, смертельного воя! И огненной смерти.

При каждом взрыве земля тяжело, гулко вздрагивала, окрестности скоро заволокло густым серым дымом, ничего не было видно. Впрочем, и так всё понятно: цель накрыта, уничтожена. Позже, ночью, советские разведчики пробрались к лощине, посмотрели на результат обстрела и подтвердили: сожжено семнадцать немецких танков, несколько автомашин, орудия и миномёты. Самое настоящее кладбище военной техники! А на грязном чёрном снеге в беспорядке валяются тела убитых солдат, причём некоторые из них ещё до сих пор горят.