Офицер. Сильные впечатления - Сергей Морозов Страница 13

— Значит, вы не жалеете о том, что так и не стали врачом, — сказала она.

— Теперь мне даже удивительно, что я мог стать кем-то еще, а не военным.

— Я вас понимаю…

Он ничего не ответил, только пытливо взглянул ей в глаза.

— И вот вы — полковник… — медленно проговорила Маша после долгой паузы. — Что же, в наше время жизнь военного — вещь, так сказать, обоюдоострая. Нищета и заброшенность в целом, но зато возможность сделать блестящую карьеру в условиях войны. Никогда не останешься без работы. Дело, конечно, небезопасное, но не более, чем, например, бизнес и коммерция.

— Или журналистика, — спокойно добавил полковник.

И снова Маша была вынуждена согласиться.

— Зато, — упрямо продолжала она, — бравому полководцу никогда не поздно переквалифицироваться в политика или того же коммерсанта.

— А бойкому журналисту разве нет? — искренне удивился полковник, и Маша была вынуждена убрать коготки и переменить тему.

— Служба, наверное, поглощает все ваше время, да? — осторожно поинтересовалась она. — Я хочу сказать, что его не хватает для… — И запнулась.

«Для семьи. Вообще, для личной жизни, — хотела сказать она. — А может быть, это не причина, а следствие, — промелькнуло у нее в голове. — Может быть, именно поэтому он здесь?..»

Он решительно качнул головой, давая понять, что разговор о его персоне закончен.

— Ну а теперь поговорим о вас, — предложил он. — Расскажите мне немного о себе. То, что вы молоды, красивы и уже успели блеснуть на телевидении, это на поверхности. Но что поглубже?

Маша насторожилась. Как соблазнительно — просто взять и выложить о себе все-все-все. Излить душу этому незнакомому офицеру, случайному встречному, с которым, уехав в Москву, она, скорее всего, больше никогда не увидится.

Однако инстинкт подсказывал, что если уж она порешила отдать ему свое тело, то душу желательно приберечь для себя.

— Ну вас, я вижу, армия тоже держит в прекрасной форме, — сказала она, отделываясь ответным комплиментом. — Вы подтянуты, энергичны…

Он заметно смутился.

— Я регулярно делаю зарядку. Не пренебрегаю этим даже в полевых условиях…

Он тоже решил отшучиваться, подыгрывая Маше.

— Ну а вам, наверное, особенно приходится поддерживать себя в форме? — спросил он.

На самом деле, его ничуть не интересовало, следит ли она за своей формой, фигурой, тонусом и прочим. Куда любопытнее было бы узнать, скажем, почему в ее возрасте она до сих пор не обзавелась ребенком.

А обстоятельства были таковы, что прошло вот уже три года с тех пор, как Маша произвела ребенка, который оказался задушен пуповиной, обвившейся у него вокруг шеи. И до сих пор Маша не могла об этом говорить… Как объяснить, что с самого начала все происходящее с ней было одним ужасным недоразумением. Она оказалась в ловушке с того момента, как ее пронзила Эдикова сперма.

— Я разошлась с мужем. С тех пор не встречала мужчину, от которого бы мне захотелось иметь ребенка.

Такова была самая простая интерпретация.

— А когда были замужем, разве вам не хотелось иметь его от мужа?

— Нет, никогда. С первого дня я знала, что наш брак — это ошибка, — ответила Маша и немедленно задала встречный вопрос:

— А у вас есть дети?

— Нет.

Но она не успела перехватить инициативу, поскольку он тут же поинтересовался:

— Ас родителями вы, похоже, не часто видитесь?

— Насколько это возможно, — с усмешкой ответила она. — Не могу сказать, что у меня было счастливое детство. Вот я и стараюсь держаться от них подальше… Но у меня есть сестра, и, как только я возвращаюсь из поездки, мы обязательно встречаемся.

— Простите, если напомнил о неприятном, — извинился полковник и, достав из нагрудного кармана маленькую черную трубку, быстро набил ее табаком и закурил. То, с каким изяществом он это проделал, восхитило Машу. — Но я вижу, — продолжал он, — что несмотря на все неприятности вы стараетесь не терять чувства юмора.

Она не могла не заметить, сколько нежности было в этот момент в его взгляде.

— А я помню, когда впервые вас увидела, — вдруг призналась она.

Он удивленно вскинул брови.

— Неужели? И вы так долго… — Он умолк и вздохнул.

— Это случилось через месяц после начала конфликта. Мы пытались снять материал в зоне боевых действий.

— Ваша группа пыталась взять интервью у командующего армией или у начальника штаба, — подхватил полковник, качая головой.

— Но нам так и не дали, — напомнила Маша.

— А вот если бы вы тогда удостоили меня своим вниманием, то я, может быть, вам в этом помог.

— В следующий раз я обязательно это учту.

Она почти смирилась со своей зависимостью от него и уже потеряла контроль над происходящим. В данной стадии возбуждения благоразумие есть нечто противоестественное.

— В тот первый день, когда я вас увидел в Минеральных Водах, вы вся были сплошная целеустремленность, — вкрадчиво продолжал Волк. — Люди смотрели на вас с изумлением. Женщина-журналист на войне, среди военных — само по себе сенсация. В этом было что-то вопиюще несуразное.

— Я и сама чувствовала себя не в своей тарелке. Я даже засомневалась, а не зря ли я вообще сюда приехала. Хотя поначалу всегда так бывает.

Маша взглянула на него и увидела, что он сделался чрезвычайно серьезен.

— Вы были такая энергичная, решительная, а мне хотелось как-то защитить, оберечь вас… — Он помолчал. — Наверное, я говорю глупости, да? Я смешон?

Маша поспешно кивнула, однако про себя подумала совершенно обратное. Она и не предполагала, что в ней дремлет такая откровенная самка.

Между тем полковник протянул ей руку, приглашая подойти к распахнутой балконной двери.

— Солнце садится, — сказал он.

Маша решила подняться, хотя ощущала ужасную усталость и не была уверена, что в состоянии сделать эти несколько шагов до балкона. Пока она собиралась с силами, полковник вдруг сказал:

— Если ты встанешь, я тебя поцелую. А если я тебя поцелую, то мы займемся любовью. А если это случится, я не позволю тебе уехать в Москву…

Маша лихорадочно просчитывала в уме варианты. Как бы там ни было и что бы она ни говорила, день рождения она все-таки намеревалась провести в кругу семьи. Приближение собственного двадцатипятилетия, как это не удивительно, возбуждало в ней священный трепет и ни на чем не основанное благоговение. Видимо, даже трафаретный, сусальный образ дня рождения оказывал подсознательное воздействие, и, душевно размягчаясь, Маша не могла противиться его обманному очарованию. Уже не такой глупой и фальшивой казалась ей душещипательная традиция, когда вдруг обнаруживается эта странная потребность снова почувствовать себя маленькой девочкой и со слезами умиления обняться со своими близкими, собравшимися, чтобы обменяться признаниями взаимной любви и трогательными воспоминаниями о давно минувших днях… Очередная командировка на Кавказ подходила к концу, нужно было лететь в Москву, а стало быть, не оставалось ничего другого, как порадовать родителей своим появлением.