Разведбат - Валерий Киселев Страница 13

— Цели войны никто нам не доводил. Никакой идеологической подготовки не было, хотя бы самой общей информации. Никакой теории нам не давали, как себя там, на Кавказе, вести. Люди ехали вслепую. Первая война ничему не научила.

Аура в поезде — почти как на свадьбу ехали, с весёлым настроением. Кто-то на станциях доставал выпить, в карты играли. Только перед погрузкой кто-то из политребят построил батальон, вышел молодой симпатичный полковник из штаба дивизии: «Поймите правильно. Вы едете в интересное место, и крутость ваша заключается не в том, чтобы обвешать себя гранатами, ваша основная задача — спасти своего товарища». Сказал, что едем ориентировочно на шесть месяцев.

«Недаром в вагоне играет гармошка

И вьётся дымок папирос…»

«Я и не думал, что в Чечню попадём…»

Евгений Липатов, старший разведчик-пулемётчик на БРДМ:

— Ничего нам не говорили, против кого едем воевать. Я и не думал, что мы в Чечню попадём. Когда в речном училище учился, смотрел фильм «Чистилище», тогда и узнал, что это за война была. Приходилось разговаривать с ветеранами той кампании, у меня знакомый был там с милицией, в Гудермесе стоял, им всё видео трофейное показали, чтобы визуально представляли, с кем воевать. Нам же ничего не показали.

«В Чечню — к бабке не ходи…»

Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:

— А куда нам еще можно было ехать? Только в Чечню. Одно название батальона само за себя говорило. Вперёд и с песней. Кто-то если и не понимал, то догадывался. Когда поехали, было ясно, что в Чечню — к бабке не ходи.

«Сделайте их, ребята!»

Андрей Мещеряков, разведчик-пулемётчик:

— Настроение у всех в дороге было хорошее. До Моздока ещё не понимали, куда едем. Все ходили в вагоне расслабившись, курили. Вообще не задумывались, ехали себе и ехали. Перед большими городами останавливались, ждали ночи, потому что в эшелонах была боевая техника. Ночь наступала — города проезжали.

В центре России люди не понимали, что скоро война, а чем ближе к Чечне, в Ставрополье — было много случаев, когда жители на остановках подбегали к нам с узелками, пакетами с едой, с арбузами. Мужики нам кричали: «Сделайте их, ребята!». В Моздоке, когда разгрузились ночью, закурили, вдруг старшина подбегает: «Вы что? Здесь только вчера их снайпера работали!»…

«Цветы на броню…»

Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:

— Когда ехали колонной через Моздок, на тротуаре стояли люди, приветливо махали нам руками. Помню 17-летнюю девчонку, бросила нам на БМП цветы, засмущалась и убежала. Наверное, люди понимали, что мы едем в Чечню не дрова колоть.

«Бойцы вообще ничего не знали…»

Александр Соловьёв, командир разведывательного десантного взвода, старший лейтенант:

— Я батальон нагнал в Моздоке, они уже выгрузились. А ехал с тыловиками. Они не понимали — куда, зачем едут, они и меня не понимали. Знали, что я с десантной роты, говорили мне: «Куда ты едешь? Нам-то ладно: водку пьём и всегда при тушёнке». Относились ко мне как к нездоровому человеку. У ОБМО (отдельный батальон материального обеспечения — авт.) уже в дороге были потери. Один офицер перепил и застрелился, другой, боец, полез за тушёнкой, его током убило.

Ехали через Ставропольский край — нас встречали тётки с пакетами, котомочками, и как начали швырять в нас! Сначала думал — гранаты полетят. О, водка, самогонка! Картошка, помидоры… Бежали бабуськи, кидали узелки с яйцами, бутылки с молоком. Я смотрел на это, и у меня текли слезы. Эти люди — они знали, что у них под боком творится, их детей воровали и им же продавали. А мы ехали и сначала ничего об этом не знали!

Я даже не представлял, каких размеров Чечня. Спрашивал у друзей: «Какая она — Чечня? А карта есть?» — «Нет, где её взять?». Карт не было вообще, ни туристических, ни военных, вообще никаких. Я ехал — не видел ни разу на карте Чечни. Я это разумом не понимал, как можно так воевать, а душой принимал, потому что мой дед также воевал. Штык и винтовка — и всё. Что сказали то и делай. — «Уря-уря!». В принципе все войны одинаковы — так же стреляют, так же голодают, те же пленные, те же военные ошибки. Есть враг, полувраг и друг.

Цели операции не понимал. Но знал, что началась серьёзная война. Слышал о первой кампании, что это была бойня, продажность, братоубийство, полк шёл на полк, были чудовищные ошибки, политические разборки, в которых страдают прежде всего солдаты. Бойцы вообще ничего не знали. Война и война… Родина в опасности, и если не мы, то кто? Знали, что там несколько хорошо вооружённых банд, и всё — больше вообще никакой политработы. А чего хотел чеченский народ? Моральной и психологической подготовки к операции — вообще никакой не было. Я ехал и знал, что страну спасать нечего, страна не погибнет. А вот конституционный строй действительно висел на волоске. Это как детонатор: если бы не справились с Чечней, волна пошла бы дальше, на весь Кавказ. Дойдёт до детонатора, и хлопнуло бы так, что всё посыпалось. Россия бы осталась, но нас бы на 50 лет откинуло назад. Только сейчас я это понимаю. А тогда Россия — этот колосс — был непоколебим.

Я был молодой лейтенант, газет не читал, телевизор не смотрел, потому что некогда было. Знал только солдат, стрельбы, вождение техники. Я даже поесть бегал, как в самоволку, через забор. Было вообще не до политики, мы выживали до войны, просто выживали, без зарплаты жили. Как бы пожрать, поспать. Когда я в отпуск домой приехал, зашёл на кафедру разведки, один наш преподаватель, сказал: «Я одного понять не могу — мы знали, кому служим, а вот вы-то — зачем служите? Я служу на кафедре разведки, одной на всю Россию, и до сих пор живу в общаге. А лейтенантом я свою семью возил на юг каждый год». Но служит, делится опытом, учит.

А моя задача была — как можно меньше потерять мальчишек и как можно дольше прожить самому. Выполнение задачи всегда было на втором месте. Потому что знал: это всё когда-нибудь кончится, и никому не нужно это паданье на доты, рвание тельняшек в рукопашке. Родина не ценит труд офицера, который живёт с солдатами, не получает зарплаты, заботится о жизни и здоровье лучших ребят. Да ещё приедет какой-нибудь генерал и тебя грязью обливает, что мама моя дерьмо, и папа дурак.

«Я думал о многом,

Я думал о разном,

Смоля папиросой во мгле.

Я ехал в вагоне

По самой прекрасной,

По самой прекрасной земле…»

Из журнала боевых действий 84-го отдельного разведывательного батальона:

«Разведывательная десантная рота 14 сентября, погрузившись в эшелон и следуя по железной дороге, 17 сентября прибыла к месту специальной командировки в г. Моздок, Северная Осетия. Личный состав 84-го орб прибыл к месту специальной командировки в количестве: офицеров — 24, прапорщиков — 16, сержантов — 49, солдат — 224. Всего военнослужащих — 313».

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник: