Книга Аарона - Джим Шепард Страница 12

– Может, он тоже подхватил тиф, – сказала София, на что Лутек заметил, что тиф – это очередная тема, от которой его уже тошнит. Значит, мы весь день должны говорить только о еде, как и он, поинтересовалась София, и он ответил, что точно не знает, кто из нас скучнее. Богачи говорили только о том, когда они получат прививку, а бедняки говорили лишь о том, когда они подхватят тиф.

Мама поинтересовалась, были ли мои друзья чистыми, и я сказал ей, что у меня больше вшей, чем у любого из них. Тогда она потащила меня обратно к раковине и еще раз смочила керосином мою голову, шею и грудь. Братья, которые уже собирались на работу, крепко меня держали и подбадривали маму.

– Дышишь ты хорошо, – сказала она, когда я высвободился и она послушала мое дыхание. Она сказала мне держаться подальше от карантинных улиц.

София рассказала, что санитарный инспектор, который отвечал за их дом, поведал ее отцу, что улица Крохмальная была главным распространителем заразы в гетто, и добавил, что немцы сказали, что сожгли бы ее, будь у них такая возможность.

– Я рад, что никто из наших знакомых не живет на улице Крохмальной, – ответил я ей.

Адина сказала, что эта улица была сейчас в любом случае забаррикадирована и всех вывозили большими грузовиками в бани на Спокойной. Было заметно, что ей стало жалко Софию, которая, стоило ей найти одну вошь, вела себя так, как будто настал конец света.

– Разве бани помогают? – спросила София.

Адина сказала, что как-то раз спросила об этом одного человека, но вместо ответа он сказал ей, что детям и рыбам не следует иметь голос.

– Как раз в банях ты и цепляешь вшей, – сказал Лутек. – Или еще в очередях на выведение вшей. А сера, которой они пользуются, все равно ничего не убивает.

– Бритый как гой, – насмешливо бросил в его сторону бродяжка, который сидел рядом с женщиной. – Где твои пейсы? Разве в твоей семье их не носят? Может, они теперь вышли из моды?

– А ты кто такой, главный раввин Варшавы? Заткни свой рот, – ответил ему Лутек.

Человек, которого мы ждали, так и не появился, и пришло время нового дела, которое мы называли «ловля трамвая». У нас была договоренность с синим полицейским, который работал на сопровождении трамвая под номером 10. Это София на него вышла. Арийским трамваям запрещалось останавливаться в гетто, но номер 10 должен был замедлять скорость, когда сворачивал на Заменгофа, там дежурила Адина, которая оставляла шляпку на голове, если все шло по плану, и тогда Лутек и я бежали за мешками, которые сбрасывались с трамвая.

Однажды нас поймала зеленая полиция, они погнались за Лутеком вместо меня, а я спрятался в магазине, где продавались спички, сигареты и маленькие бутылочки самодельных лекарств, до тех пор, пока хозяин не решил, что я собираюсь что-нибудь украсть, после чего вышвырнул меня за дверь. Ко мне подошел желтый полицейский, который стоял с велосипедом рядом с молодой женщиной. На нем была его собственная куртка и брюки, а из желтой формы – кепка и повязка. Ростом он был ниже меня, и у него были огромные уши. Он взял меня за рукав и поинтересовался, что это у меня в мешке, а я ответил, что мне нужно идти. Он улыбнулся и поднял палец, красуясь перед женщиной. Она была не очень высокой, но все равно выше, чем он.

– Ты меня не узнаешь? – спросил он, и тогда-то я его узнал: он работал одним из бригадиров на фабрике двоюродного брата отца, тем самым, который посылал меня чесать полотно. Его звали Лейкин.

– Сапоги у тебя что надо, – сказал я ему.

– Ей они тоже нравятся, – сказал он, и женщина покраснела. – Сам знаешь, как говорят: констебль в туфлях – это все равно что полконстебля.

Я повторил ему, что должен идти. Он сказал, что я по-настоящему ничего не должен и что у меня выбор: или сесть на руль его велосипеда, или пойти за ним пешком до следующего квартала, где он расскажет немцам о том, что нашел контрабандиста.

Куда я должен с ним идти, спросил я, и он ответил, что он отвезет меня домой. Я спросил почему, и он сказал, что ему нравится делать людям одолжения.

– Мы, коротышки, должны держаться вместе, – сказал он. Он привязал мой мешок лука к раме на заднем колесе, и коснулся козырька кепки в знак прощания с женщиной. Затем он придержал руль, чтобы я мог на него взобраться. Я хотел ему сказать, что его велосипед слишком большой для него, но побоялся, что тогда он меня сдаст немцам.

– До скорой встречи, – сказал он женщине, и она рассмеялась и ответила «Кто знает», когда он отъезжал.

Я был таким костлявым, что ручки велосипеда делали мне больно, когда велосипед подпрыгивал на брусчатке. Я не знал, видел ли кто-то из моих друзей, что произошло.

Он спросил, знаю ли я кого-нибудь еще в Еврейской Службе Порядка. Я ответил, что нет. Он спросил, много ли молодых людей из тех, которых я знаю, хотели бы служить в Службе Порядка. Я ответил, что нет. Какое-то время он молча крутил педали, а потом сказал, что это странно: он получил работу только потому, что его двоюродный брат записал его имя в список. Кто-то вручил ему фуражку, желтую повязку и кодекс с правилами, и вот так просто он оказался на службе.

– Конечно, у нас была кое-какая подготовка, – добавил он в ответ на мое молчание. – Ты мне подыщешь ловильный крюк, – сказал он через несколько кварталов, после того как высадил меня перед моим домом. – Мне нужен добротный ловильный крюк.

– Откуда мне знать, где можно достать этот ловильный крюк? – спросил я у него.

– А откуда кому знать, где достать что угодно? – сказал он в ответ. – Посмотри по углам. И передай от меня привет отцу.

Потом он щелкнул меня пальцем по носу, оттолкнулся и укатил.

ЗНАЯ О ТОМ, ЧТО КВАРТИРЫ ВСЕ РАВНО БУДУТ РЕКВИЗИРОВАТЬ, отец сказал, что он начал подыскивать квартирантов, которые могли хоть что-нибудь платить, потому что было бы неплохо нам, евреям, хоть раз в неделю видеть селедку у себя на столе. Мама сказала, что она согласится только в том случае, если тот, кого он подыщет, сначала пройдет дезинфекционные службы, а потом предоставит их сертификаты о выведении вшей. Она думала, что так покончит с этой проблемой, поскольку очереди на тех станциях тянулись на дни и ночи, но на следующее утро на пороге возникла семья из четырех человек, и один за одним они протягивали ей сертификаты, попутно занося в квартиру все, что принесли из вещей. На каждом из них было по многу слоев одежды, чтобы не мерзнуть и чтобы было легче их переносить. Они не производили впечатления чистых, но, как сказал маме отец, они были не грязнее, чем все остальные. «Должно быть, они купили свои сертификаты вместо того, чтобы отстоять очередь», – сказала мама, и то же самое подумали мы с отцом, но только пожали плечами.

В качестве жеста доброй воли они принесли переваренную кашу с консервированной брюквой, немного фаршированной капусты, которая оказалась намного аппетитнее, и крошечную баночку меда, которую, как сказал отец, можно было придержать для бартера.

Глава семейства оказался высоким мужчиной, который отпускал шуточки, а его жена была низенькой со злыми глазами и казалась разочарованной всем, что было в нашей квартире. Она посмотрела на нашу кухню и сказала: «Лед в горшке, замерзшие краны и ни капли воды». Их дочь сообщила, что ей девятнадцать, а сын сказал, что проголодался. Он был примерно моего возраста. Уже за едой он поделился, что его зовут Борис.