Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 - 1943 - Гельмут Пабст Страница 12

Случилось неизбежное. Наши позиции были обстреляны из леса, в семидесяти метрах с тыла от нашей землянки. Русские дозоры зашли нам в тыл и оборвали провод связи. Наши их видели. Позднее наши собственные дозорные обнаружили, что русские протоптали в лесу широкую тропу за главной линией передовых позиций, от которых связь с тылом осуществлялась по четырем телефонным линиям.

31-го в полдень в землянку прибыл командир батареи. Он вместе с лейтенантом Маком предпринял еще одну попытку занять наблюдательный пункт. Это не удалось сделать. Сразу же открывало огонь противотанковое орудие. Они были на волосок от смерти и потом пять минут не могли прийти в себя. То была тяжелая ночь. Говорили, что в пункте П. триста человек готовы атаковать наши позиции. Если бы это удалось, они бы нас накрыли. Но мы сосредоточили огонь всего полка на этом участке, и обстрел был мощным. После этого послышались крики раненых…

* * *

Сегодня нас выручали. На подходе отряды подкрепления обстреляли, и они вынуждены были отступить. Сани с аппаратурой и другим имуществом попали в руки врага. Сделали еще одну попытку и на этот раз прорвались. В 12.30 мы отбыли, десять человек с двумя санями и несколькими ранеными. Впереди нас ехал русский дезертир (один из тех, кто последние два дня голодный блуждал по лесу).

За пятьсот метров от наблюдательного пункта мы наскочили на неприятельский дозор из пятнадцати человек. Мы сразу зашли им во фланг. Я видел, как первый из них бросился под ель слева от тропы. Но я переиграл его. Когда я подошел ближе, то увидел, что в пяти метрах в небольшой ложбинке трое из них пытались скрыться. Мой магазин быстро опустел. Я набросился на них, и двоих, в том числе командира дозора, мне удалось захватить. Третий убежал. Я передал двоих пленных товарищу, перезарядил оружие и последовал за беглецом. Думаю, что, скорее всего, мне удалось его подстрелить. Тем временем командир дозора попытался с пистолетом напасть на моих спутников. Мой товарищ застрелил бы его, но винтовка дала осечку. У русского курок пистолета не был взведен, и мой товарищ выбил его из рук солдата прикладом. Затем они пошли друг на друга. Я подоспел вовремя, чтобы вмешаться.

Остальная часть нашего отряда уже ушла дальше. Они обстреляли основную группу русского дозора справа от тропы. Я тогда думал, что мы всегда будем действовать со всей массой войск, но тут вдруг мы оказались одни. Мои товарищи тоже пропали, а я остался с пехотинцем с обмороженной ногой.

У нас потерь не было. Что касается всех криков и стрельбы, для русских паша атака была столь неожиданной, что им так и не удалось организовать системную оборону. Раненый лейтенант, ответственный за нашу команду, был доволен своими артиллеристами.

Теперь хорошенько выспаться!..

3 февраля 1942 года. Мне присвоено звание сержанта за «храбрость перед лицом врага».

Наша батарея сделала более тысячи выстрелов со своей нынешней позиции. Она отбивала все атаки противника в нашем секторе. Неприятель совершенно не смог бы действовать эффективно, не засеки он наши огневые позиции, – а русские никогда не бывают настолько неэффективны. Вчера они послали разведывательный самолет, и третий их залп попал в цель. Орудие номер 3 перевернулось, восемьдесят снарядов взорвались, результатом попадания в окоп стали девять жертв. Один из парней лежал в трех метрах от боеприпасов, но у него не были опалены даже брови, лишь с головы до ног он был обсыпан порохом.

Сержант X., прекрасный, милый парень из нашего отряда, был ранен на нашем контрольном пункте на третью ночь. Рано утром его и еще пятерых пострадавших эвакуировали на трех санях. На санном пути кавалькада встретила вражеский дозор. Были пострадавшие среди сопровождения, а позднее обнаружили, что получившие ранения – мертвы. Офицер саперов, о котором я упоминал выше, прибыл сюда в ту же ночь, получив сквозное ранение в руку. Он с боем пробивался вместе с нашим командиром батареи. Из своих остававшихся пятнадцати человек он нашел только двоих. На линии фронта больше не берут пленных.

История с наблюдательным пунктом «Красный» завершилась тем, что мы отбили свой главный огневой рубеж. Русским, отрезанным в лесу на юго-западе, теперь определенно остается лишь ждать гибели. Однако наблюдательный пункт «Красный» пережил еще одну тяжелую ночь. Вечером 1 февраля он был атакован из находящегося сзади леса отрядом от восьмидесяти до ста человек. Лейтенант фон Гинденбург был у пулемета, а солдаты и офицеры вели огонь из-за деревянного частокола. В то же время лейтенант Кролл оттянул назад огонь нашей батареи так, что он велся по месту всего в тридцати метрах от землянки наблюдательного пункта. После этого еще две атаки следующей ночью едва ли стоят упоминания. Мощная атака, предпринятая противником, захлебнулась.

Днем мы уничтожили несколько более мелких групп. Теперь пехота двигается назад, опять к своим прежним окопам. После девяти дней и ночей прозябания вокруг крошечных костров под укрытиями из еловых веток, тихого сна и окоченения в снегу они не способны даже отвечать, как будто были под наркозом. Наблюдательный пункт должен быть покинут.

Слава памяти о тебе, наблюдательный пункт «Красный»! Все вокруг разгромлено, тяжелые дощатые стены разбиты в щепы; расщепленные пни, поломанное оборудование, мертвые лошади и множество несчастных окоченевших трупов. Черен снег перед твоим красным порогом. Ты стал символом – НП «Красный»!

Пять дивизий было брошено против одной нашей, мы достигли предела человеческой стойкости. И все-таки передо мной были живые примеры мужества и отваги. Был штабной сержант, который во все эти дни стоял как скала на ничейной земле: он ни разу не покинул своего поста, у него ни разу не отказывал пулемет, но он кричал своим людям, чтобы те держались. Был рыжебородый сержант, который не проронил ни звука, когда перевязывали его раны, он смеялся и весело обращался к двум поддерживающим его товарищам: «Я скоро вернусь обратно, господа!» И был высокий командир роты, который медленно высовывался над бруствером, тщательно прицеливался и открывал огонь, говоря: «Залпом – пли», так, будто он находился на стрельбище. Такие люди все еще есть, и они, может быть, стоят целой роты.