По ту сторону Венского леса - Траян Уба Страница 12

— Не знаю, — говорю я, а самого так и подмывает сказать: «Пьет шампанское с гауптманом и с дамами пик и треф…» Вот и все, Наста. Ясно? Отпуска отменили!

— Хорошо, но ведь ты говорил, что их отменили из-за каких-то событий на фронте в Молдавии.

— Да, правда, я ведь тебе еще не все сказал. По всему Молдавскому фронту сегодня с утра поднялись в воздух сотни советских самолетов! Двинулись тысячи танков. А ночью немцы будто бы оставили Яссы. Скоро тут такое начнется… Так что ты очень скоро будешь в Турде. Я в свой дальномер далеко вижу.

Наста глубоко вздохнул.

— Скорее бы прийти в Ардял да повидать своих в Клуже.

— Как в Клуже? Ведь ты же собирался в Турду? Так было написано и в табеле.

— Ну да, в Турду, потому что там у меня сестра и шурин, а я и сам из Бондицы, из-под Клужа. Там мои родители. Как ты думаешь, сержант, если придут советские войска, будет мир?

Илиуц снимает очки, дышит на них, протирает носовым платком, опять надевает и смотрит на всех собравшихся в палатке.

— Когда-нибудь, конечно, будет. Поживем — увидим. Я слышал, что наше правительство добивается в Каире, в Египте, перемирия с американцами.

— Почему же в Египте, а не здесь, в Бухаресте? — удивленно спрашивает Олтенаку.

— Потому что здесь гитлеровцы. Разве они позволят нам заключить перемирие? Думаете, наденут ранцы и уйдут так же, как пришли? Плохо вы их знаете. Я-то за четыре года хорошо их узнал. Ведь они хотели меня заставить служить в их армии.

— Может, это было бы и лучше, ты бы не попал в Джулешти под бомбежки.

— Как бы ни был черств хлеб, он всегда вкусен на родине, Олтенаку. И потом, разве ты не слышал, что в Германии еще почище дела творятся?

Наста нервно теребит пуговицу на рубашке, затем свертывает толстую самокрутку и жадно затягивается. Мы все ждем, что еще скажет Илиуц, но он только бормочет:

— Черт его знает, что теперь будет. Если прорвут фронт, многое может случиться. Кажется, придется нам еще повозиться с нашими соседями-фрицами…

— А что они нам? Если будет мир или перемирие, они уйдут в Германию. Не так ли?

— Нет, Олтенаку. Плохо ты их знаешь. Они расправятся с нами, если узнают, что мы добиваемся перемирия.

Наста бросил окурок и растер его ботинком.

— Я бы стрелял по ним без всякой жалости, — сказал он, вытирая рукавом вспотевший лоб. Я их заставил бы рыть траншеи, так же как они заставляли меня. А потом они выкопают сами себе могилу.

— А я бы им сам вырыл могилу, ей-богу, вырыл бы, — вмешался Безня, хранивший до этого полное молчание.

— Посмотрел бы я тогда на Сасу, — задумчиво сказал Илиуц и вдруг замолчал.

Послышались чьи-то шаги. Илиуц вошел в палатку и увидел Романа и ефрейтора Луку. У Романа за спиной висел барабан, а Лука нес бухту. Роман чему-то радостно улыбался, а Лука вздрагивал и гневно раздувал ноздри.

— Ну их к дьяволу, чтобы я стал еще этим заниматься, — сказал он, бросив бухту на землю. — Если бы нас кто-нибудь поймал, нам бы не поздоровилось. Каково это, ребята, целый вечер зря тянуть провод только для того, чтобы господин капрал мог полюбезничать со своей милой.

— Что это значит, капрал Роман? — строго спросил сержант Наста.

— Ничего, господин сержант. Просто с тех пор как патрулируют фрицы, я никак не могу повидаться со своей женой. Она пришла, бедная, пешком из Бэнясы на станцию Бухарест-товарная… Разве я мог не повидать ее! Я попросил Луку, чтобы он взял меня в свою группу телефонистов. И мы тянули провод до станции. Три раза наталкивались на немецкие патрули. Без провода разве нам удалось бы пройти!

Наста смягчился. Он сам скучает по дому. Особенно теперь, когда все отпуска отменили.

— Хорошо, что немцы не застукали вас. Младший лейтенант ничего не должен знать об этом. А как же с проводом до дивизиона?

— До завтрашнего дня остальная часть взвода дотянет его туда, господин сержант.

Никому не хотелось ложиться спать. Я с нетерпением ожидал возвращения Романа. Но Роман не обращал на меня никакого внимания. Он подсел к Насте.

— Знаете, завтра мы снова договорились встретиться с женой там же.

— Да ты что, с ума сошел? Сейчас такое время, что твоей жене лучше сидеть дома, а не ходить на свидания. Вот Илиуц сказал нам, что в Молдавии…

— В Молдавии советские войска начали наступление. Вчера они взяли Яссы, сегодня — Роман. А другая их армия громит фрицев в дельте Дуная.

— Откуда ты знаешь?

— Слышал. Да и жена рассказывала. Она проходила мимо дворца, возле него толпы народа, машины с министрами, генералами, гитлеровскими офицерами; говорят, что король и Антонеску вызвали к себе Маниу и Братиану [11].

Это было действительно новостью. Все в палатке слушали разинув рты. Значит, началось! Дворец зашатался! Каждый старался представить себе, что там творится. Король и Антонеску собрали министров, столько лет правивших страной, и спрашивают: что же теперь делать? Но министры в черных фраках, словно могильщики, охают: «Не знаем, теперь мы ничего не знаем. Подождем известий из Каира, попросим американцев выбросить миллион парашютистов; надо сдаться им. Лучше отдать им Прахову со всеми нефтяными вышками, горы с их богатствами, железные дороги, все, что они захотят, чем допустить, чтобы сюда пришли русские…»

Но дело в том, что советские войска уже подходят к Бухаресту, к королевскому дворцу. Молдавский фронт уже не существует. Многие румынские полки бросили оружие, и солдаты разбрелись по домам. Говорят, что в Пьятра-Нямц разбежались все офицеры, солдаты остались без командиров. А когда подошла Советская Армия, нашим солдатам указали только место, куда складывать оружие. Потом русский генерал приказал: «Домой!» Это русское слово облетело весь Молдавский фронт. Его знают теперь все румынские солдаты. И, несмотря на угрозы гитлеровцев, они послушались советского генерала. «Домой! Домой!» По всем дорогам и тропинкам Молдавии шли румынские солдаты. На мосту через Бузэу гитлеровцы остановили их, чтобы направить на Плоешти. Но румыны перехитрили их; ночью они бросили все, переправились вброд через реку и разошлись по домам.

В ту же ночь солдаты 101-й зенитной батареи, стоявшей в Джулештях, с замиранием сердца слушали новости, принесенные Романом.

— Роман, завтра вечером опять пойдешь на свидание, — сказал сержант Наста. — Может случиться, что не сегодня-завтра что-нибудь произойдет, а мы и знать ничего не будем.

Роман выслушал Насту, взял под козырек и, обрадовавшись полученному приказу, продолжал:

— Мне кажется, что немцы держатся настороже, может быть, они что-нибудь пронюхали. Видите, как они усилили патрули вокруг Трияжа, Гривицы и Северного вокзала. Помните моего двоюродного брата — он приходил сюда месяц назад? Теперь он работает сторожем на станции Бухарест-товарная. Я с ним тоже разговаривал. Он сказал, что король серьезно поспорил вчера вечером с Антонеску. Ведь король вместе со всем правительством, либералами, царанистами и генералами стоит за американцев. Ну что ж, они хотят лишь сменить хозяина. А Антонеску продолжает держаться за Гитлера. Только народ уже сыт по горло. По всему Бухаресту рабочие требуют заключения перемирия с Советским Союзом. Они хотят воевать против фашистов. Мой двоюродный брат сказал, чтобы мы смотрели в оба за немецкой батареей, что рядом с нами. Сегодня или завтра, когда придет время, мы должны разделаться с ними…