Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой - Бруно Сюткус Страница 11

29 октября 1944 года мой батальонный командир, майор Герберт Хоффман, наградил меня Германским крестом с Золотым венком.

30 октября 1944 года в двух километрах к северу — северо-востоку от Кружповой русские войска сомкнулись возле передовой, намереваясь начать наступление. Перед нашими позициями разместили группу быстрого реагирования, в состав которой вошел и я. Мы попали под прицельный огонь противника. Мне удалось проползти на 50 метров вперед, а затем подстрелить двух русских передовых наблюдателей с расстояния в 20 метров. (75-й), (76-й).

Было сыро и холодно. Казалось, будто дождь льет, не переставая, вот уже целую вечность. Нам приходилось пригоршнями вычерпывать воду из окопов. В сапогах постоянно хлюпала вода. У нас не было возможности снять мокрую одежду и высушить ее. Многие из моих товарищей были больны. В отдельных местах на наших позициях на дистанции в сто метров располагался только один человек. Ночью было трудно понять, жив или нет твой сосед справа или слева.

Я вычерпывал воду из своего окопа, чтобы она опустилась ниже уровня доски, на которой я стоял. Я заметил, что мой товарищ Хорст немного приподнялся над бруствером. Враг тут же заметил его и скосил автоматной очередью. Когда тот упал, я успел подхватить его, не дав свалиться в воду на дне окопа. Вся спина у него была залита кровью. Я попытался наложить повязку на рану, однако Хорст жестом дал понять, что это бесполезно. Я спросил, больно ли ему. Он ответил, что ощущение такое, будто его пронзает тысяча раскаленных иголок. Затем он слабеющим с каждой секундой голосом попросил меня написать письмо его матери и сообщить о том, что он погиб на фронте, чтобы мать и жена не ждали его. Глаза Хорста остекленели, он позвал мать и тут же умер.

На участке 6-й роты, в двух километрах к северо-востоку от Кружловой, на рассвете 31 октября 1944 года вместе с наблюдателем, ефрейтором Штеффесом, я отправился на ничейную землю. Там с небольшого возвышения я мог хорошо видеть русские позиции, располагавшиеся перед деревней Писана, и соседнее военное шоссе. По этой дороге двигался регулируемый поток транспорта. Мы окопались и замаскировались. Когда туман рассеялся, открылся прекрасный вид на деревню. У обочины стояло несколько русских танков, готовых в любую минуту начать наступление. По шоссе проехала большая вражеская автоколонна. Я заметил двух офицеров и подстрелил их с расстояния в 500 метров. (77-й), (78-й) В следующую минуту русские открыли по нам ожесточенный огонь из стрелкового оружия, пушек и минометов. Поскольку мы прятались за небольшим бугром, то находились в относительной безопасности. Однако настало время покинуть это место, потому что спасительный туман окончательно рассеялся, и мы лишились его прикрытия. По пути обратно на наши позиции нас обнаружили вражеские солдаты, устроившие пулеметное гнездо в Писане, Они открыли по нам огонь. С 500 метров я убил одного из пулеметчиков. (79-й).

2 ноября 1944 года на участке 5-й роты русские подползли близко к нашим траншеям. Фельдфебель Мирр сообщил мне об этом и приблизительно показал место, с которого враг обстреливал нас. После продолжительного наблюдения я разглядел хорошо замаскированное пулеметное гнездо противника и выстрелом в голову убил советского пулеметчика. (80-й) После этого я отправился на участок 6-й роты, где унтер-офицер Бальдауф указал мне место, где предположительно замаскировался советский автоматчик, ведущий по нам прицельный огонь. Спустя какое-то время русский решил вернуться на свои позиции, и я подстрелил его с 50 метров. (81-й) Затем я обнаружил еще одно пулеметное гнездо противника и с того же расстояния убил двух русских солдат. (82-й), (83-й)

Бруно Сюткус, осень 1944 года.

Четырехкратный оптический прицел Zeiss Ajack обеспечивал прицельную стрельбу на дальности до 1200 метров

3 ноября 1944 года на участке 5-й роты я отполз на 15 метров вперед от наших окопов. Русский солдат заметил меня, но, видимо, принял за своего из-за цвета моей камуфляжной куртки. Я убил его с расстояния в 20 метров. (84-й) В тот же самый момент в меня выстрелил русский снайпер. Его пуля рикошетом отскочила от моей каски, и я получил рану над левым глазом, которая потом сильно кровоточила. Русский наблюдатель изменил позу, и я застрелил его. (85-й) Вскоре меня заметили солдаты вражеского пулеметного расчета и открыли по мне огонь с расстояния в 50 метров. Я сумел подстрелить их обоих. (86-й), (87-й).

К этому времени бой существенно ослаб, и нас лишь время от времени обстреливали из артиллерийских орудий. Появился вестовой, который принес боеприпасы и сообщил о том, что в тыл, в разрушенную деревушку, доставили продовольствие. Фельдфебель отправил двух солдат за едой. Они вернулись, неся в каждой руке по четыре котелка и восемь фляжек с водой, связанных гирляндой и наброшенных на шею. Кроме того, они принесли в рюкзаках хлеб, масло, колбасу и патроны. Враг находился всего в 300 метрах от нас и быстро заметил наши перемещения и услышал звяканье котелков. Он тут же принялся поливать нас огнем из пулеметов и обстреливать из пушек. Когда наши посыльные не вернулись в положенный срок, меня отправили узнать, что с ними. Оба солдата лежали на земле в 50 метрах от наших позиций, убитые в грудь пулеметной очередью. Они до последней минуты думали о нас, потому что успели поставить котелки, чтобы не расплескать их драгоценное содержимое.

Со слезами на глазах я переправил принесенную ими еду в наши окопы.

Мы перебрались в Ястжебец. На рассвете 15 ноября 1944 года на участке 7-й роты я заметил русского снайпера, обстреливавшего наши позиции. С 400 метров я попал ему в грудь. (88-й) Там находился командный пункт. В 7.30 я застрелил русского офицера с 500 метров. Он вышел из блиндажа вместе с несколькими другими офицерами. (89-й) Затем я застрелил еще трех офицеров с того же расстояния. (90-й), (91-й), (92-й) Объявился русский снайпер, который начал активно действовать на участке 7-й роты, которая понесла большие потери. Он обнаружил мое местонахождение и начал охоту за мной. Мне удалось спровоцировать его на выстрел и закончить его карьеру выстрелом в грудь с расстояния в 500 метров. (93-й).

Со своего прежнего места я заметил русских солдат, высаживавших елки вдоль дороги. Это делалось для того, чтобы заблокировать нам обзор. После выстрелов из наших пушек эти деревца удалось свалить, и мне снова открылся вид на вражеские позиции. Вскоре на дороге появилась телега, на которой сидело несколько человек. Я подстрелил лошадь, а затем принялся за седоков. Сначала я убил одного, а затем другого. (94-й), (95-й) Возница успел спрыгнуть раньше других. Когда он снова приблизился к телеге, я застрелил его с расстояния в 500 метров. (96-й).

Вечером вернулась наша разведка и привела «языка», который заявил на допросе, что немецкий снайпер подстрелил генерала, комиссара, командира полка и командира батальона, вышедших из блиндажа. Это были мои победы, упоминавшиеся выше. (89-й) — (92-й) Когда позднее я оказался в советском плену, в Иркутске меня допрашивал генерал-полковник Мирошниченко, выяснявший обстоятельства этих дел. Старшие командиры входили в состав группы, прибывшей на передовую для выяснения результатов налета советской авиации на немецкие позиции, который состоялся за несколько дней до этого. У русских неподалеку находилась тайная командная база, и они решили осветить осветительными снарядами немецкие позиции, чтобы бомбардировщики могли видеть, куда сбросить свой смертоносный груз. Однако бомбардировщик сбросил бомбы по ошибке на свою же базу, благодаря чему мы смогли определить ее местонахождение и без особых хлопот смогли захватить ее. Инспекторская группа прибыла для того, чтобы выяснить имена тех офицеров, кто допустил это. Участников этой группы предупредили, что на этом участке фронта находится опасный немецкий снайпер. Они пренебрегли этим предостережением, потому что не хотели унижаться и прятаться от какого-то вражеского солдата со снайперской винтовкой. Неспособность русских войск, находившихся на этом участке, ликвидировать его свидетельствовала об их некомпетентности.