Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев Страница 11

27 декабря Амин встречал гостей — членов «своего» Политбюро с семьями, приглашенных на праздничный обед. Под сводами парадной залы витал тонкий запах дорогих духов, женский говор-шелестение и детский звонкий смех. Гости вели себя непринужденно и беззаботно весело. А вот бойцам-чекистам в тот самый час было не до смеха. Они давно изнервничались в ожидании атаки и утомились выплескивать неустрашимость и доблесть, демонстрируя друг перед другом бодрость и готовность безоглядно рвануть вперед и дать по зубам кому следует. Собрали их еще 25-го, настроил Дроздов: «В 23 часа пойдем, так что держись, товарищи…» Товарищи держались и проявили выдержку, когда тот же Дроздов, истомившийся сам ожиданием, вяло изрек на сон грядущий: «Пойдем воевать дня через два…» Но и это оказалось гаданием на кофейной гуще. 27 декабря с утра начало операции назначили на 15.00. Настроились вроде, расселись по местам, затянулись глубоко дымком и… «атаковали» вхолостую — всем дали команду «отбой!». Чуть позже спланировали нападение на 18 часов, потом перенесли на 21.00, затем решили начать на час пораньше, в 20.00, а на последнем совещании определили готовность к 19.00. От надоевших метаний туда-сюда командиры ходили заседать в «военном совете» без всякого энтузиазма и надежды в ближайшей перспективе достойно умереть, принявши смерть героическую в бою. Отрешенные, заведенные, так и брели одним составом на очередной инструктаж: руководитель «Грома» Романов и старшие подгрупп — Голов, Балашов, Толстиков, Карпухин; руководитель «Зенита» Семенов со своими — Фатеев, Суворов, Щиголев. На сбор в 14.00 приехал сотрудник 9-го управления, привез план дворца, пояснил, где что находится, ответил на вопросы. Пообедали. От «мусульманского батальона» подали суп, гречневую кашу с мясом. От своих, от КГБ, выделили «на брата» по сто граммов водки, колбасу, хлеб. Водка прошла, а хлеб и колбасу никто есть не стал — напряжение не отпускало. «Почетные гости» — афганцы Сарвари и Гулябзой — есть отказались, не было у них аппетита. Тревога овладела партийцами — время штурма приближалось как неизбежность, как рок. Под сводами их дома, временного неустроенного пристанища, гулял злой ветер, пеленал зябкостью тела.

Перед посадкой в боевые машины напутствия звучали приподнято; слезу, правда, не вышибали, удали не прибавляли, это точно, но все равно приятно было осознавать важность наступившего наконец момента. Постарались руководители — полковник Колесник и генерал Дроздов. Ушли оба, поспешили как с глаз долой, а тут Романов и подпортил всю обедню предвкушаемого триумфа. Он, майор Романов, приказал «слушать сюда» и провел неожиданное ориентирование на местности: «Вот там север, и если что, нам отходить туда. Потому что в случае неудачи нам придется действовать самим, и никто не скажет, что мы — сотрудники специального подразделения из Советского Союза», — закончил последнее наставление командир.

Наверное, в таком раскладе нет ничего необычного. Ясно, что если провал, то официального признания со стороны государства не поступит. Цель же такого предостережения-«заклинания» очевидна. Генералы, посылавшие подчиненных на штурм дворца и ликвидацию Амина, грозно предупредив их чужими устами, стимулировали бойцов к неукоснительному выполнению приказа, не давая им ни малейшего шанса — даже в мыслях — отступить, не выполнить задание. «За ненужностью никому» лучшим исходом в том бою для них была смерть.

И несколько слов относительно содержания инструктажа. Непреложно — самодеятельность «об отходе» Романов ни в коем случае не смел бы себе позволить. Также бесспорно, что озвучить решение «о северном варианте в случае неуспеха» он мог исключительно по приказу генерала Дроздова. И такой наказ мог довести до личного состава только Романов, и никак не Бояринов, и никак не Семенов. Первый — их наставник, воспитатель, назидатель, пестун, учивший бойцов всему и всякому, на войне полезному, но только не отступлению. Ну никак он не мог в «час истины» по собственной воле открыто выступить с инициативой, сильно походившей на пораженчество. Второй, Семенов, специалист — преподаватель, инструктор, нравоучитель, мэтр, гуру и, наконец, пастырь духовный. Ему — ну никак! — было невозможно расписаться в слабости своих дюжих молодцов-подопечных.

Наконец, последнее, что касается версии о вероятном выходе из боя. Чистой воды лукавство, что якобы никто из участников тех событий и слыхом не слыхивал о возможности отхода. Другое дело, что им по прошествии времени просто запретили говорить о том, что никак не вписывалось в канву склеенного для народа священного образа чекиста: геройского парня, доблестного, смелого, отважного, храброго, мужественного, бесстрашного, беззаветного, рискового, дерзостного и так далее, то есть того, кому любые задачи по плечу. Для читателей, не сведущих в военном деле, покажу, как за пафосом героики КГБ иногда скрывается откровенное лукавство и как этот пафосный образ порой шит белыми нитками.

Решение на отход принимается во избежание угрозы поражения, производится только по приказу старшего начальника и по обусловленному сигналу. Всякий отход совершается по заранее амеченному плану, в котором должны быть определены пути и порядок отхода для каждого бойца, район выхода и место сбора, порядок эвакуации убитых, если позволяет обстановка. Обязательно оговариваются меры по пресечению возможного преследования, прикрытию основных сил огнем, совершению отвлекающих маневров с целью облегчить выход раненым и их вынос. Непременный вопрос — радиосвязь и средства сигнализации.

Объем предварительной работы, как видим, достаточно солидный. И очень непростой. Например, самое, казалось бы, ординарное — сигнал отхода. На открытой местности можно определить, скажем, что это будет сигнальная ракета красного огня. А как подать команду отходить в закрытом помещении, во дворце? Ракетницей не сработаешь — замкнутое пространство. Взрыв гранаты, автоматная очередь, пистолетные выстрелы отпадают: вокруг невероятный грохот, и звук всего один — звук огневого боя. Криком выманивать бойцов наружу — напрасный труд: гул и шумы не перекричать. Вот и задача— незадача…

Теперь о самом отходе. Направление движения и ходьба по азимуту — это из области детских игрищ типа «Зарница». Там, если что не так пойдет, школьник коленку оцарапает. А в реальном бою, тем паче когда неуспех поставил под угрозу судьбу спецназовцев, указанием «Отходим на север!» не обойтись. Бойцу, хотя он и кагэбэшный человек с серьезной физической и морально-психологической подготовкой, все равно надо раскрыть глаза на маршрут отступления да влить и в ушко, довести до сознания самое существенное: место сбора — казарма, отходим вдоль дороги к дворцу Дар-ул-Аман, огибаем его «огородами» с запада и выходим на круг. Это — 1900 метров. Затем идем вдоль шоссе, соблюдая скрытность, строго на восток, до советского посольства — еще 1300 метров. Итого марш-бросок — около трех с половиной километров. С выкладкой весом килограммов пятьдесят, с учетом снежного покрова, преодоления задворков и огородных грядок. Да еще с ранеными…

Возможно, были предусмотрены машины для доставки штурмовых групп к посольству или, что еще лучше, к «транспортникам» на аэродром. А как быть с убитыми, ранеными?.. Вопросов решалось, давайте поймем это, очень много. Кроме одного, открытого, — отчего это ноги надо было уносить исключительно на север? Ясно всякому: в той стороне и наше посольство, где можно было организовать надежный прием бойцов, и самолеты «под парами» в аэропорту Кабула. Так что поверим чекистам, которые запамятовали «инструктаж по поводу отхода групп» или молчат и поныне. Что много честнее, чем врать. Однако униженно молчат, хорошенько застолбив в себе вот это, когда-то сказанное мне капитаном Сашей Ставровым у Ключевской сопки — действующего вулкана, что на востоке Камчатки: «Я не хочу выпускать зверя-правдивца, живущего во мне, на волю; пусть гуляет в вольере, под моим присмотром».