Трибунал для героев - Вячеслав Звягинцев Страница 107

Через несколько дней после издания столь грозного приказа И. Сталин немного поостыл и дал указание присвоить Кулику звание генерал-майора. А в апреле 43-го последний вновь стал генерал-лейтенантом и полгода командовал 4-й гвардейской армией. Но опять себя ничем не проявил и был назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск. Постановлением Президиума Верховного совета СССР от 3 июня 1944 г. его восстановили в правах на ордена.

Тем не менее, обида и горечь продолжали переполнять сердце и душу Кулика. Он все чаще прикладывался к рюмке. В сильном подпитии все выплескивалось наружу и не оставалось незамеченным. Пришлось опять снимать одну звезду и в третий раз становиться генерал-майором. Одновременно Г. Кулика исключили из партии с формулировкой — за «бытовое разложение и высказывание недовольства по поводу отношения властей к его заслугам»

С генералом В. Гордовым Кулик сошелся в Куйбышеве, после того как Сталин предоставил ему последний шанс для исправления, назначив заместителем командующего Приволжским военным округом. Но Кулик не воспользовался этим шансом.

Свои «пожитки» он переправил к новому месту службы на двух самолетах, включая коз, овец, несколько пчелиных ульев и даже любимую корову, к молоку которой привык. Сам же накачался в дороге совсем другими напитками.

Герои Советского Союза Гордов и Кулик сдружились. В том числе и на почве недовольства Сталиным. В своих хмельных разговорах они не раз поминали его недобрым словом, что и привело к их увольнению из Вооруженных Сил в 1946 году. А в следующем — к аресту.

Ответы на вопросы, о том, как, почему и при каких обстоятельствах это произошло, мне удалось найти в начале 90-х годов в подвалах Верховного суда, где находился в то время архив Военной коллегии. [437]

Обнаруженные документы свидетельствовали, что 1951 год не стал годом смерти В. Гордова, как и репрессированных вместе с ним генералов Г. И. Кулика и Ф. Т. Рыбальченко. [438]На самом деле Гордов и Кулик были осуждены Военной коллегией 24 августа 1950 года и в тот же день расстреляны в подвале Лефортовской тюрьмы. Генерала Рыбальченко судили и расстреляли на следующий день. Всем троим было предъявлено обвинение в проведении антисоветской агитации, хотя каждому навесили еще по несколько пунктов зловещей 58-й статьи. Ведь согласно указанию вождя все трое подлежали расстрелу. Поэтому добавили создание контрреволюционной организации (ст. 58–11 УК РСФСР), покушения на измену Родине (ст. ст. 19, 58-1б) и на совершение террористического акта в отношении вождя (ст. ст. 19, 58-8). [439]

Что касается даты смерти Гордова, указанной в энциклопедии, то она перекочевала туда из резолюции на приговоре по его делу. Сделал эту запись, видимо, кто-то из секретарей в соответствии со сложившейся практикой и указаниями свыше: «23 января 1954 года на приеме родственникам объявлено, что Гордов осужден и умер в местах заключения 12 декабря 1951 года». Между тем, через несколько страниц в том же секретном наряде Военной коллегии подшито секретное предписание председателя коллегии генерал-лейтенанта юстиции Чепцова (он был председательствующим по делу Гордова и Кулика) начальнику отдела «А» МГБ СССР генерал-майору А. Я. Герцовскому от 24 августа 1950 года N 0014315: «Прошу дать указание коменданту МГБ СССР о немедленном приведении в исполнение приговора в отношении осужденного к высшей мере наказания — расстрелу Гордова Василия Николаевича, 1896 года рождения». То же — в отношении Кулика.

В то время расстреливали на основе аналогичных предписаний по несколько человек в день. Только в период с 18 по 30 августа 1950 года Военная коллегия приговорила к расстрелу 20 генералов и маршала. [440]

За что же расстреляли Героев Советского Союза генералов Гордова и Кулика? В чем выразилась «проводимая им контрреволюционная агитация и пропаганда»?

Генералы были арестованы органами контрразведки в январе 1947 года по обвинению в том, что являлись противниками политики ВКП(б) и на протяжении длительного времени проводили среди военнослужащих антисоветскую агитацию. По версии следователей, свое негативное отношение к коллективизации Гордов проявил еще в 1930–1931 годах, неоднократно говорил об этом после войны генералам Кулику и Рыбальченко, высказывая в их присутствии террористические угрозы в адрес Сталина. Кулик же, соответственно, — систематически вел с Гордовым и Рыбальченко антисоветские разговоры, будучи озлоблен на советскую власть в связи с понижением в должности. И высказывал аналогичные угрозы вождю.

Кроме того, Гордову вменяли в вину то, что он был озлоблен на политаппарат армии и намеренно дискредитировал его: выгонял из своего кабинета политработников, обзывал их бездельниками и ненужными в армии людьми. Ну и, конечно, крыл матом.

Более двух лет потребовалось следователям, чтобы вырвать у генералов признание в совершении этих контрреволюционых деяний. Непосредственное руководство следствием осуществлял Абакумов, а вели его небезызвестные палачи и костоломы, заместители начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР Лихачев и Комаров.

Рыбальченко, например, прямо заявил в суде:

— Я слышал, как Кулик ревел на допросах.

В ходе проверки по делу Гордова Лихачев был допрошен и признал, что, исполняя указания Абакумова, неоднократно жестоко избивал Гордова в боксе Лефортовской тюрьмы. Лихачев продолжал «готовить» генерала к судебному процессу и после окончания следствия. Последний раз «обработал» его за день до суда.

Несмотря на это, Гордов, Кулик и Рыбальченко на закрытых заседаниях Военной коллегии изменили показания. Кулик сказал судьям следующее:

— Мои показания, данные на предварительном следствии, являются ложными и полученными от меня незаконными методами следствия, от которых я полностью отказываюсь.

Гордов заявил, что не является врагом и контрреволюционером, а горячо любит свою Родину. Хотя и не отрицал, что вел «нездоровые разговоры о коллективизации и во время одного такого разговора допустил выпад против Сталина». Судьи были неумолимы. Понимали прекрасно: если не приговорят командующего к расстрелу, то сами окажутся по другую сторону судебного барьера… Ведь дело это было необычным. Совсем необычным.

К сожалению, по абсолютному большинству материалов судебных дел практически невозможно в точности реконструировать и воспроизвести дословно «антисоветские» высказывания или строки из писем и дневников репрессированных. В соответствии с действовавшим в те годы ведомственным актом во всех без исключения следственных и судебных документах крамола вымарывалась, препарировалась в трафаретные формулировки, как-то предписывали делать специальные судебные инструкции. Дело Гордова — в этом плане исключение. Его прослушивали компетентные органы в лице Бровермана и его помощников Материалы оперативного прослушивания уже опубликованы. [441]Поэтому мы имеем возможность рассказать — в чем же была необычность этого дела.