Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан Страница 10

Сейчас в крыле «Б» Лехртерштрасской тюрьмы, огромного здания в форме звезды, томилась в ожидании последняя группа «заговорщиков». Среди них были и консерваторы, и коммунисты; офицеры, врачи, священники, университетские профессора, писатели, видные политики прошлого, простые рабочие и крестьяне. Некоторые понятия не имели, за что их арестовали, — официальные обвинения им не были предъявлены. Некоторых пытали, и теперь они ожидали повторного слушания дела. Невиновность некоторых была доказана, но они все еще сидели в тюрьме. Некоторые предстали перед особыми судами, поспешно вынесшими приговоры, и теперь ожидали казни. Никто точно не знал, сколько заключенных содержится в крыле «Б». Одни думали, что две сотни, другие — что меньше сотни. Подсчитать было невозможно. Каждый день заключенных уводили, и никто их больше не видел. Все зависело от каприза одного человека: шефа гестапо группенфюрера СС Генриха Мюллера. Заключенные не ждали от него милосердия. Они были уверены, что, даже когда союзники будут стоять у ворот тюрьмы, Мюллер не прекратит кровавую бойню.

Корде в июле 1944 года был направлен в штаб резервной армии на Бендлерштрассе в качестве младшего офицера штаба. Начальником штаба резервной армии был полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Как выяснилось, в этом назначении был всего лишь один просчет: тридцатишестилетний, с необычной внешностью (он был тяжело ранен, потерял руку и левый глаз, а потому носил черную повязку), фон Штауффенберг являлся ключевой фигурой заговора 20 июля, человеком, добровольно вызвавшимся убить Гитлера.

В ставке фюрера в Растенбурге в Восточной Пруссии во время одного из продолжительных военных совещаний фон Штауффенберг оставил портфель с бомбой замедленного действия под длинным столом с картой у того места, где стоял Гитлер. Бомба взорвалась через несколько минут после того, как фон Штауффенберг выскользнул из помещения и отправился в Берлин. Гитлер чудом остался жив. Несколько часов спустя фон Штауффенберг — вместе с тремя другими главными участниками заговора — без суда и следствия был расстрелян в Берлине во дворе дома на Бендлерштрассе, где находился его штаб. Были арестованы все, даже косвенно связанные с фон Штауффенбергом, в том числе и Хельмут Корде.

Невеста Кордса Ютта Зорге, внучка бывшего немецкого канцлера и министра иностранных дел Густава Штреземана, также была арестована и заключена в тюрьму. Как и ее мать, и отец. С тех пор все они, включая Хельмута Кордса, содержались в тюрьме без суда.

Капрал Герберт Косни, томившийся в том же самом здании, знал о заговоре 20 июля даже меньше Кордса. Однако Косни оказался невольным соучастником. Он состоял в коммунистической группе Сопротивления, и его участие в покушении состояло в переброске неизвестного мужчины из Лихтерфельде в Ванзе.

Хотя Герберт-не был коммунистом, начиная с 1940 года он был близок к различным красным подпольным группам. В ноябре 1942 года, когда Герберт приехал в Берлин в отпуск, его старший брат Курт, член коммунистической партии с 1931 года, яростно отговаривал его от возвращения на фронт. Курт пошел еще дальше: прикладом винтовки сломал брату руку, отвел его в военный госпиталь, где объяснил, что нашел раненого солдата в канаве.

Хитрость удалась. Герберт больше не вернулся на фронт. Его откомандировали в резервный батальон в Берлине, и каждые три месяца он получал от доктора Альберта Ольберца новое медицинское свидетельство, с помощью которого оставался на «легких работах». Так уж случилось, что доктор Ольберц тоже был членом коммунистической группы Сопротивления.

Именно из-за Ольберца Герберт и попал в тюрьму. Через несколько дней после покушения на Гитлера Ольберц попросил Герберта провести срочную транспортировку. Взяв военную машину «Скорой помощи», они подобрали неизвестного Герберту человека — старшего офицера гестапо, начальника криминальной полиции, генерала Артура Небе, уже вызванного на допрос. Вскоре Небе, Ольберца и Герберта схватили. Ольберц совершил самоубийство, Небе был казнен, Герберта пытали, а затем гражданский суд вынес ему смертный приговор. Однако из-за того, что Герберт все еще оставался военнослужащим, необходим был повторный суд, теперь уже военный. Герберт понимал, что это чистая формальность, а формальности мало волновали шефа гестапо Мюллера. Глядя в зарешеченное окошко своей камеры, Герберт Косни размышлял, сколько ему осталось до казни.

Неподалеку еще один человек думал о том, что готовит ему будущее, — брат Герберта Курт Косни. Его непрерывно допрашивали в гестапо, но пока он ничего не рассказал о своей коммунистической деятельности. И конечно, он не сказал ничего, что могло бы повредить его младшему брату. Курт тревожился о Герберте. Что с ним случилось? Куда его увезли? Только несколько камер разделяло братьев, но ни Курт, ни Герберт не знали, что заключены в одну и ту же тюрьму.

* * *

Еще одна группа узников находилась в Берлине, хотя и не за тюремными стенами. Оторванные от своих семей, насильно угнанные с родины, все они, как и многие другие, желали одного — скорейшего освобождения, а кто их освободит, не имело для них никакого значения. Это были мужчины и женщины, вывезенные как рабы, почти из всех стран, оккупированных нацистами. Среди них были поляки, чехи, норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы, люксембуржцы, французы, югославы и русские.

Для работы в немецких хозяйствах и на немецких предприятиях нацисты в общей сложности насильно вывезли почти семь миллионов человек — эквивалент населения Нью-Йорка. Некоторые страны были практически обескровлены: из маленькой Голландии с населением 10 956 000 человек было вывезено 500 000, а из крохотного Люксембурга с населением 296 000 человек — 6000. В одном только Берлине работало более 100 000 иностранных рабочих, в основном французов и русских.

Не было ни одной отрасли, ни одного вида трудовой деятельности, в которой не были бы заняты иностранные рабочие. Многие высокопоставленные нацисты получали русских девушек в качестве домашней прислуги. Военные архитекторы укомплектовывали свои штаты молодыми иностранными чертежниками. В тяжелой промышленности трудились электрики, сталевары, механики и неквалифицированные рабочие. Газовые, водопроводные, транспортные компании и муниципальные предприятия «нанимали» тысячи работников, чей труд не надо было оплачивать. Даже армейскому штабу на Бендлерштрассе были выделены иностранные рабочие. Француз Раймон Легатьер имел там постоянную работу: по мере того как от разрывов бомб в окнах лопались стекла, он заменял их.

Недостаток рабочей силы в Берлине достиг такого критического уровня, что нацисты, открыто пренебрегая Женевской конвенцией, использовали иностранных рабочих и военнопленных на военных заводах. Поскольку Россия Женевскую конвенцию не подписала, пленных красноармейцев использовали в любых целях. С каждым днем ситуация ухудшалась, и пленных стали привлекать к строительству бомбоубежищ, восстановлению разбомбленных военных объектов и даже к ручной загрузке углем промышленных электростанций. Различия между иностранными рабочими и военнопленными стали ничтожными, только иностранные рабочие пользовались большей свободой, но даже это зависело от района и типа работы. Иностранные рабочие жили в «городках» из деревянных бараков, расположенных рядом с фабриками или на их территории; они питались в общей столовой и носили опознавательные знаки. Некоторые концерны закрывали глаза на инструкции и разрешали своим иностранным рабочим жить не на предписанной территории, а в Берлине. Многие могли свободно передвигаться по городу, ходить в кино или другие увеселительные заведения, при условии строгого соблюдения комендантского часа. [3]