Я начинаю войну! - Николай Пиков Страница 10

Когда же началось все-таки отрезвление и понимание того, что люди, которые выступали против ввода войск, были правы, то у тех, кто с самого начала были против подобных действий, или, во всяком случае, сомневались, высказывали эти сомнения, отрезвление тем более наступило быстро. У других оно было постепенным. К сожалению, у некоторых оно до самого конца не наступило. К концу 1980 года и, во всяком случае, в 1981 году все больше и больше, в том числе и в высшем эшелоне, вызревало мнение о том, что военным путем проблему не решить.

Надо было искать какие-то другие пути решения. К осени 1981 года внутри МИДа и по инициативе самого же МИДа были подготовлены предложения о том, чтобы начать какой-то дипломатический процесс. Этот процесс в конечном счете вел бы к мирному урегулированию и к выводу войск. Тот же Андропов, который к этому времени стал вторым лицом в партии после смерти Суслова, и тот же Устинов, в общем-то, поддержали Громыко, и после этого были внесены предложения, чтобы организовать под эгидой ООН непрямые переговоры между Афганистаном и Пакистаном по вопросам мирного урегулирования. Путь впереди был еще очень долгим, но вот завязка этого процесса свидетельствовала уже о понимании необходимости искать какие-то пути выхода из создавшейся ситуации, не надеясь на то, что вооруженным путем удастся навести порядок, укрепить этот режим.

Что касается операции, то по линии МИДа никаких указаний посольству не было, и мы сами ничего по этому поводу не знали. Но я лично уверен в том, что решение об устранении тем или иным путем Амина — это было составной частью самого решения о вводе войск, а иначе зачем нужно было везти туда Бабрака Кармаля? Явно это было заранее определено и решено, что Амина должен сместить Бабрак Кармаль.

Андропов, уже будучи секретарем ЦК, поддержал предложение МИДа, и, собственно, даже он, по-моему, и подписывал наряду с Громыко, Устиновым, Чебриковым и Федорчуком тогда записку с этими предложениями. Насчет начала процесса никто не знал, как, когда и чем кончится. Но все-таки нацеленность была ясна — на мирное урегулирование, что создало бы условия для вывода войск.

В ту пору было определенное различие между комитетской линией и позицией Андропова как второго человека в партии. Когда он стал уже Генеральным секретарем ЦК, тогда его настрой на поиски выхода из Афганистана стал еще более определенным. Я в этом наиболее зримо и явственно убедился, когда в марте 1983 года он принимал Генерального секретаря ООН Переса де Куэльяра, в конце марта это было, и когда он ему четко и ясно сказал, что мы за мирное урегулирование конфликта, которое позволило бы вывести советские войска. Не остановился на этой общей констатации, а перечислил пять мотивов, по которым мы придерживаемся установки на мирное урегулирование. Он так, загибая пальцы, говорил: «Сложившаяся ситуация портит, осложняет наши отношения, во-первых, с Западом, во-вторых, с социалистическими странами, в-третьих, с исламским миром, в-четвертых, со всем остальным третьим миром и, в-пятых, что не менее важно, она очень болезненна для внутреннего положения Советского Союза, его экономики и общества».

Я хорошо вот эту формулу, особенно концовку, запомнил. Потом Перес де Куэльяр мне говорил, и Кордовес присутствовал при этом, что это не просто общая фраза, что мы за вывод, а они почувствовали, что за этим кроется серьезное намерение.

Андропов был достаточно талантливый политик… Я уверен, что это отражало его искреннюю позицию. Это подтверждается тем, что через некоторое время после этого, где-то в середине июля, в Москве находился Бабрак Кармаль, и Юрий Владимирович, хотя чувствовал себя неважно, в этот момент он был в больнице, тем не менее, твердо решил побеседовать с Кармалем. Готовили мы для него соответствующий материал. В связи с этим представленным ему материалом он сам позвонил мне с просьбой уточнить какую-то деталь в этом материале, но потом завел разговор вообще о концепции беседы с Бабраком. Он согласился с предложенной концепцией и добавил от себя, что «я ему скажу совершенно четко, чтобы он не рассчитывал на длительное пребывание советских войск в Афганистане». Он не называл конкретного срока, но предупреждал, чтобы не рассчитывал на длительное время. И что ему нужно расширять базу своего режима политическими методами. И такой разговор действительно в довольно жесткой форме с Бабраком Кармалем состоялся. Но, к сожалению, на Кармаля это впечатления, как скоро мы убедились, не произвело. У него было довольно твердое убеждение, что мы очень заинтересованы быть в Афганистане, что мы оттуда не уйдем, поэтому все эти разговоры он всерьез не воспринимал. Ну а Юрию Владимировичу не оставалось достаточно времени для того, чтобы довести до конца решение этого вопроса. Должен добавить, что в те годы могло и не получиться еще, поскольку американцы, как и другие западники, еще довольно длительное время потирали руки в связи с нашим нахождением в Афганистане, что мы увязли там. Они публично говорили одно, а в общем-то понимали, что наши позиции, особенно в третьем мире, подрывают наши действия в Афганистане.

Многие, во всяком случае, там считали, что надо как можно дольше держать русских, и, в частности, в том же 1983 году, когда наметилось довольно существенное продвижение на афгано-пакистанских переговорах, в которых мы фактически постоянно участвовали, только за Кулисами, и Кармаль заявил, что документы готовы на 95 процентов, американцы всполошились, и у нас были доказательства того, что они нажали на пакистанцев и притормозили продвижение на этих переговорах. Поэтому в 1983 году, когда был жив Андропов, и даже в 1984 году могло еще и не получиться с решением этого вопроса. Но что нацеленность в те годы была по возможности на быстрейшее завершение — у меня нет сомнений.

Информация фактически не изменилась, но изменилось понимание Андроповым и рядом других здравомыслящих руководителей, что в действительности получается, а что не получается…

То, что он оказался в роли первого человека в партии и государстве, неизбежно сказалось на его подходе.

Горбачев к тому времени уже был секретарем ЦК и проявлял немалый интерес и к вопросам внешней политики. Но на заседаниях Политбюро, во всяком случае, со своими выступлениями, мнениями и суждениями не влезал, то есть внешней политики не касался. В одной из наших с ним бесед он сказал: «А ты знаешь, большое впечатление на меня произвел по афганским событиям мой разговор с Кадыром». Кадыр приезжал после того, как Андропов вступил в должность Генерального секретаря. Записей беседы нет, помнит о содержании только переводчица, которая в настоящее время проживает в Венгрии, Кадыр был единственным человеком, который говорил Андропову всю правду в глаза. Кадыр говорил острую правду. Он как-то высказал свою оценку всего того, что мы делаем в Афганистане. Впоследствии Андропов заявил: «Вот ты знаешь, умный человек Кадыр. Он считает, что Афганистан сейчас работает на разъединение стран Варшавского договора, на осложнение нашего положения внутри Советского Союза». Горбачева же он неоднократно осаждал, когда тот пытался высказывать свои мнения по внешнеполитическим вопросам: «Ты посиди, посиди, Миша, до сельского хозяйства дойдем».

С приходом Горбачева на пост Генерального секретаря в 1985 году он очень быстро обозначил свою установку на быстрейшее, по возможности, решение афганской проблемы — такое решение, которое позволило бы вывести наши войска. Вначале это была именно принципиальная, общая установка. Но впереди был еще очень длинный и нелегкий путь, поскольку при всей важности такой принципиальной установки было, конечно, очень важно обеспечить скоординированное, правильное взаимодействие различных ведомств, различных людей для выполнения этой установки.