Прорыв из Сталинграда - Лео Кесслер Страница 10

Вслух же он произнес:

— Да, господин фон Доденбург, я сейчас займусь этим делом.

И вновь повернулся лицом к шеренгам «Вотана».

— Слушайте меня внимательно! Сейчас сюда приведут штабсинтенданта господина Эрле. Он чувствует себя не очень хорошо, и ему потребуется помощь. Он по очереди осмотрит каждого человека, присутствующего здесь. И каждый из вас обязан при этом смотреть ему прямо в глаза. Ясно? Как только штабсинтендант опознает преступника, похитившего вещи со склада и ударившего его, этот человек будет немедленно арестован. Это ясно?

Со стороны ССманнов и унтер-фюреров «Вотана» раздались неясные возгласы, свидетельствующие о том, что они все поняли. Фон Доденбург подумал про себя, что может сразу сказать, кто проделал все это. Выбор был невелик — на подобную аферу были способны только Матц или Шульце. Они оба были самыми отъявленными пройдохами во всем батальоне. Но при этом, черт побери, они были и самыми опытными и надежными унтер-фюрерами, которыми он командовал. Куно просто не мог позволить себе лишиться их. Поэтому он ни в коем случае не должен был дать сотрудникам фельджандармерии арестовать их. Фон Доденбург задумчиво почесал кончик носа, мучительно размышляя, как можно будет сделать так, чтобы они не были арестованы, когда штабсинтендант опознает их. А в том, что это обязательно случится, командир первой роты ни капли не сомневался.

Появившийся перед бойцами «Вотана» штабсинтендант совсем не представлял собой той мощной, уверенной в себе фигуры, которой предстал перед Матцем и Шульце в первый раз за два дня до этого. Теперь он с трудом шел, весь скрючившись и опираясь на палку. Но даже этого было недостаточно — двум дюжим представителям фельджандармерии приходилось поддерживать его с обеих сторон. Под одним глазом у складского расплылось черное пятно страшного синяка, а другая половина лица, в которую Шульце со всей силы ударил замороженной говяжьей тушей, была раздувшейся и позеленевшей. С трудом двигаясь вперед, он постоянно закрывал одной рукой свои яйца — то ли потому, что они болели, то ли потому, что инстинктивно боялся, что ему могут опять врезать по ним.

— О Господи, Шульце, — прошептал Матц. — Ты просто не представляешь себе свою собственную силу, парень. Погляди, что стало с его рожей.

— Да ладно, это был всего лишь дружеский шлепок, — беззаботно ответил Шульце. — Просто не понимаю, из-за чего они устроили всю эту суматоху.

Офицер интендантской службы закашлялся, и из угла его разбитого рта потекла тонкая струйка крови.

— Да он к тому же еще больной и заразный, — без всякого сочувствия заметил Шульце. — Наверняка заразил всю нашу жратву своими погаными микробами.

— Кончай слюной брызгать, Шульце, — предупредил его Матц. — Он приближается, черт побери.

Медленно, поддерживаемый с обеих сторон травмированный штабсинтендант стал двигаться вдоль выстроившихся в одну шеренгу бойцов батальона. Он долго и пристально вглядывался в лицо каждого, и, казалось, проходила целая вечность от его очередного шага до следующего.

Стоявшие в конце шеренги Матц и Шульце напряглись. Они прекрасно понимали, что, как только офицер опознает их — в чем не могло быть никаких сомнений, — то Крадущийся Иисусик немедленно распорядится их арестовать. Еще до того, как их выстроили здесь, Шульце сказал Матцу: «Этот ублюдок, Крадущийся Иисусик, отправил бы в гестапо даже собственную мать — если бы только она у него имелась. А когда он сделает это с нами, то мы окажемся в дерьме по уши».

Однако Матц, напротив, отнесся к такой перспективе довольно беззаботно:

— И что такого? Все, что они с нами сделают — это пошлют обратно в военную тюрьму в Торгау. Но благодаря этому мы, по крайней мере, выберемся из этой чертовой дыры, где сдохнуть гораздо легче.

Но ничего этого не произошло. В тот самый миг, когда штабсинтендант, трясясь от ярости, остановился перед застывшим в каменной неподвижности Шульце, которого сразу же опознал, огромные двери бывшего цеха широко распахнулись. В проеме показался Стервятник. Его лицо раскраснелось, глаза вылезали из орбит. В этот миг он походил на буйнопомешанного.

— Внимание! Внимание! Тревога! — прокричал он страшным голосом. — Русские перешли в наступление и смяли этих чертовых макаронников, чьи позиции находятся южнее нас! Все итальяшки в полном беспорядке отступают. Приказываю всем приготовиться к немедленному выступлению!

— Но, господин штандартенфюрер, — попытался прервать его адъютант. — Мы только что опознали преступника, который избил несчастного господина Эрле и разграбил его склад…

— У меня нет сейчас времени заниматься всей этой чепухой, — отрезал Стервятник. — И мне будет нужен каждый боец «Вотана», который только есть в наличии.

Крадущийся Иисусик стиснул свои слабые кулаки в бессильной злобе. Но он ровным счетом ничего не мог с этим поделать.

Фон Доденбург быстро прошагал вдоль шеренги бойцов батальона и, подмигнув Шульце, приказал:

— Всем разойтись. Быстро! Приготовьте оружие и ожидайте дальнейших распоряжений.

И, развернувшись, Куно быстрым шагом направился к Стервятнику, который дожидался его.

— Вам все ясно? — воскликнул Крадущийся Иисусик. — Вы слышали приказ. Выполняйте!

Шульце посмотрел на Матца.

— Матц, мне кажется, я только что обоссался от страха.

— Тебе кажется, что ты это сделал? — прошипел Матц. — А про себя я могу сказать, что я-то точно обоссался!

И они вместе с другими бойцами «Вотана» выбежали из заброшенного цеха, в котором остались беспомощно стоять штабсинтендант и трясущийся от ярости Крадущийся Иисусик. Но в эту секунду даже до них дошло, что сейчас настало время последнего сражения под Сталинградом.

Та же самая мысль промелькнула сейчас и в мозгу Стервятника. Стоя перед зданием бывшего завода среди медленно падающих с неба густых снежинок, которые, казалось, чуть-чуть заглушали непрерывный рев артиллерийской канонады русских, он бросил фон Доденбургу:

— Следующие четыре часа или около того станут для нас решающими. Вам это понятно, штурмбаннфюрер?

Куно, который лихорадочно обдумывал ситуацию, кивнул в знак согласия.

— Если командующему нашей Шестой армией не удастся к наступлению ночи стабилизировать линию фронта на южном направлении за счет переброски туда дополнительных воинских контингентов — причем, конечно, это должны быть в первую очередь немецкие войска, — то русские бросят в прорыв еще больше своих дивизий. При этом, как известно, иваны значительно превосходят нас, немцев, в искусстве ночного боя. А итальянцы ночью, по-моему, воевать вообще не умеют.

Стервятник холодно улыбнулся.

— Да, я полагаю, что эти господа-южане употребят всю свою энергию на то, чтобы драпать и драпать подальше — на протяжении всей этой ночи. — Улыбка исчезла с его лица. — Бог его знает, откуда у Паулюса могут найтись свежие подкрепления. Вся Шестая армия доведена до крайности, все наши подразделения устали и измотаны.