Ведьма полесская - Виталий Кулик Страница 98

По бедственному положению бывшей тёщи Прохор особо не убивался. Конечно, было жалко бабу, но помогать и заботиться о её семье у Прохора ни разу не возникло желания. Он даже хату покойного приказчика обходил далеко стороной. Тут хоть бы со своей долей разобраться да в колею жизненную войти. «Да-а, неласково обошлась со мной жизнь. А может, и сам во всём повинен…» — мрачно размышлял Прохор и сильно сожалел. Сожалел и корил себя, что не разглядел, не удержал истинную голубку свою. Та, в которую, не оглядевшись, поверил, оказалась страшным человеком. А той, к которой потом потянулись душа и сердце — не доверял и в злом умысле подозревал. «Эх, Янинка, упустил я тебя, недарека этакий», — вздыхал Прохор и продолжал вяло отмерять версту за верстой. «Спасибочки пану Хилькевичу. После царёвого указу об освобождении крепостных, сразу вольную давал. Отпускал без всяких околичностей, но просил всё ж повременить, подождать до весны, с севом подсобить. А после посевной сам и посоветовал возвернуться на вотчину батьков. Видел, что не будет житья мне в Черемшицах», — с благодарностью думал Прохор о поступке Семёна Игнатьевича.

В дороге Прохору повезло. Два раза его подбирали попутные подводы, но всё равно путь предстоял ещё долгий и до ночи ему никак не добраться. На этот раз с наступлением сумерек Прохор без всяких колебаний зашёл на придорожный хутор и попросился на ночлег.

Худой, но жилистый хозяин долго чесал впалую грудь, подозрительно разглядывая незнакомца. К нему, наверное, не впервой обращались с такой просьбой, и он скрупулёзно взвешивал в уме, какую выгоду будет иметь.

Прохор сообразил, по какой причине у крестьянина глаза косились в нерешительности. Достав из кармана несколько медяков, он протянул мужику. Того тут же словно подменили:

— Ну, в таком разе, милости просим. Мы уж потеснимся, а лишняя копейка в селище никогда не помешает.

Хозяин услужливо провёл путника в избу.

С печи на Прохора уставились с дюжину детских глаз. «Целый выводок… словно совята. Попробуй всех прокорми», — мрачно подумал Прохор и спросил мужика:

— А хозяйка где?

Тот как-то неловко пожал плечами и грустно ответил:

— Так я и за хозяина… и за хозяйку. Нема у меня бабы… перед самой Пасхой померла.

Прохор ничего не сказал. Взглянув на детей, он лишь сочувственно вздохнул.

— Может, поесть чего хочешь? — поинтересовался хозяин. — Молоко есть… немного, конечно… сала трошки… Недорого запрошу…

Совсем по-другому Прохор взглянул на мужичка. Хотя на дворе и цвела весна, но в его блёклых глазах стояла какая-то необъяснимая осенняя печаль. «Горемыка, коих не счесть на свете белом…» — подумалось Прохору, и он тихо сказал:

— Давай. Я заплачу.

Хозяин быстренько засуетился, и перед Прохором на столе появилась вечеря: полкружки молока, крохотный кусочек сала, зачерствелая корка хлеба и добрый пучок зелёного лука.

Большие глаза детей теперь жадно глядели на стол, за который уже садился незнакомый им дядька.

Прохор долго не рассиживался. Это был не тот случай, чтобы чаевничать в удовольствие. Встав из-за стола, он протянул хозяину целый рубль и поблагодарил за угощение:

— Спасибочко, всё было вкусно.

Мужичок растерянно глянул на Прохора и со страхом произнёс:

— У меня сдачи нема… Может, хоть какая мелочь у тебя найдётся…

Гость сразу догадался, почему испугался хозяин, и тихо сказал:

— Не надо сдачи. Это всё тебе… и детям.

— Это шибко много… еда не стоит столько… — недоуменно проронил хозяин, но глянув на стол, всё понял. Смущённо опустив взор, он еле слышно проронил: — И тебе спасибо, хлопче… Сам видишь, туго приходится…

— Вижу, — тихо сказал Прохор и легонько притронулся к плечу мужика, у которого начала вдруг наворачиваться слеза.

Готовый вот-вот разрыдаться, многодетный вдовец растерянно бросал взгляды то на детей, то на деньги, то на стол, на котором стояло почти нетронутое угощение. Незнакомец насытился лишь несколькими перьями лука.

Стараясь унять волнение, мужик от всего сердца ещё раз поблагодарил гостя:

— Спсибочки… и дай Бог тебе счастья!

Прохор спал тревожно. Снились какие-то сны, от которых он часто просыпался весь в поту и с бьющимся в волнении сердцем.

Как только начало светать, Прохор тихо вышел во двор. Стараясь никого не потревожить, умылся колодезной водой и шагнул к выходу со двора.

— А кто такая Янинка? — неожиданно раздался голос мужика из-под повети.

Прохор повернулся, нашёл взглядом хозяина хутора. Видимо, тот вставал задолго до восхода солнца.

— А что? — удивлённо переспросил Прохор.

— Да так, ничего. Ты всю ночь во сне метался… Янинку какую-то звал. Вот я и подумал: либо дочка тебе, либо девка, на сердце запавшая.

— Не дочка…

— Тогда понятно, — сочувственно кивнул головой мужик.

— Что тебе понятно?! Даже мне ничего не понятно… — вдруг с раздражением ответил понятливому мужику Прохор, но сразу ж и остепенился. — Ладно, не серчай. И так тяжко на душе…

— Понятно, — опять заладил своё мужик. Наверное, была у него такая привычка.

На этот раз Прохор лишь посмотрел на крестьянина и совсем мирно сказал:

— Пора мне. За кров благодарствую. Прощай.

— И тебе спасибо… Ступай с богом.

Чем ближе Прохор подходил к отчему дому, тем большее волнение охватывало его. Как встретят? Знают ли о его злоключениях? Раньше-то через пана Хилькевича и пана Войховского весточками обменивался с родными, но охладела их былая дружба. Молодой Хилькевич уехал в Петербург да и нашёл там себе невесту. За это и обиделся крепко Егор Спиридонович на товарища своего, совсем знаться перестали.

Прохор уже шагал по родной Петриковской волости. Вот уж и угодья пана Войховского. Вскоре показались и серые шапки соломенных крыш деревеньки, покинутой им три года назад. Заныло сердце Прохора, затрепетала душа при виде родных мест.

Изба Чигирей стояла на отшибе, у самого леса, как и подобает жилью лесника. Прохор с волнением ступил на подворье и с интересом начал осматривать батьковское селище. За прошедшие три года почти ничего и не изменилось. Беззаботные куры, как и прежде, копошились возле хлева. Худощавая свинья вольготно разлеглась в грязной навозной яме. Никому до Прохора не было никакого дела. Но вот из-за хаты вяло выбежала собака и, неожиданно наткнувшись на незнакомого человека, сама испугалась. Быстро опомнившись, она тут же приступила к исполнению своих обязанностей. Её звонкий лай огорчил Прохора.

— Жучок! Неужто не признал?

Пёс вдруг замолк и внимательно уставился на чужака, стараясь припомнить, кому это принадлежит знакомый голос.

— Жучок… ну что ж ты… позабыл? Иди ко мне, — взволнованно говорил Прохор, а у самого сердце обливалось кровью, и горький комок подкатил к горлу. «Даже и тебе я не нужен», — нерадостно стояло в голове у парня.