Стеклянные книги пожирателей снов - Гордон Далквист Страница 97

Чань неловким движением вернул картину на место. Он еще раз кинул на нее взгляд, ошеломленный собственной реакцией, с изумлением и тревогой снова рассмотрел длинные ногти на концах синих пальцев и вдавленную ими нежную женскую кожу, потом повернулся к креслу и вытащил из-под него сапожки. Они наверняка принадлежали Селесте. Чань редко чувствовал какие-либо обязательства перед другими людьми, а тут к этим обязательствам добавилась еще неожиданно возникшая привязанность (да еще к женщине, совсем не подходящей для него), и теперь, когда эта связь разрушилась, он испытал невыносимые муки. Душераздирающий вид сапожек, сама мысль о том, что такие крохотные ножки носят ее по земле, стала для него мучительной. Он горько вздохнул, охваченный жалостью, уронил сапожки на кресло. В этой комнате была одна дверь — чуть приоткрытая. Он заставил себя толкнуть ее концом трости, она бесшумно распахнулась.

Это явно была спальня Розамонды. Массивная кровать с высокими столбиками черного дерева, с тяжелыми алыми занавесями камчатого полотна по обеим сторонам. На полу валялись предметы одежды, в основном нижнего белья, но еще здесь и там были видны то платье, то жакет, то туфли. Чань решил, что вещей Селесты здесь нет, хотя он ничего не мог об этом знать. При одной только мысли о нижнем белье Селесты перед его умственным взором возникли видения того, что оно прикрывало, и теперь (когда она, возможно, была мертва) это показалось ему каким-то извращением. Может быть, это было подсознательное влияние картины Файляндта, но Чань обнаружил, что его мысли (а может, изумился он, его сердце) тают от сладострастия, когда он представляет, как его руки обнимают ее стан… как соскальзывают на бедра, не зажатые корсетом, как гладят ее нежную кожу. Он тряхнул головой. Что за мысли, когда он через мгновение откинет алый занавес с кровати и увидит ее тело? Он усилием воли заставил себя вернуться к своей задаче, отрешиться от навязчивых фантазий. Чань набрал в грудь побольше воздуха — легкие его отозвались болью, — шагнул вперед и сдвинул полог.

* * *

Постельное белье лежало на кровати перепутанным комом, но Чань разглядел высовывающуюся из-под него бледную женскую руку. Он посмотрел на подушки, наваленные на голову женщины, и снял верхнюю. Под ней оказалась масса темно-каштановых волос. Он снял еще одну подушку и увидел лицо женщины — веки ее были опущены, губы чувственно-изящно приоткрыты, кожа вокруг глаз свидетельствовала о том, что еще недавно там были шрамы. Это была Маргарет Хук — миссис Марчмур. Она открыла глаза, и почти в то же мгновение Чань понял, что она совсем голая. Увидев его над собой, она зажмурила глаза, но никакого страха на ее лице он не увидел. Она зевнула и лениво села. Простыни соскользнули ей на талию, и она неторопливо натянула их на себя.

— Господи помилуй, — сказала она, зевнув еще раз. — Который час?

— Около одиннадцати, — ответил Чань.

— Ой, сколько я проспала. Нет, так нельзя. — Она подняла на него взгляд, в ее глазах сверкали искорки жеманного удовольствия. — Ведь вы Кардинал, верно? А мне сказали, что вы погибли.

Чань кивнул. По ее поведению, по крайней мере, нельзя было сказать, что эта новость огорчила ее.

— Я ищу мисс Темпл, — сказал он. — Она была здесь?

— Была… — неуверенно ответила женщина, ее мысли витали где-то в другом месте. — А вы бы не могли спросить у кого-нибудь другого?

Он подавил в себе желание отвесить ей пощечину.

— Ты одна, Маргарет. Не хочешь, чтобы я отвел тебя к миссис Крафт? Она наверняка волнуется — куда ты пропала.

— Нет, не надо. — Она посмотрела на него так, будто только теперь ясно увидела, кто перед ней. — Фу, какой вы неприятный. — В ее голосе послышалась нотки удивления.

Чань протянул руку и взял ее за подбородок, заставляя ее встретиться с ним взглядом.

— Что вы с ней сделали?

Она улыбнулась ему, хотя видно было, что за улыбкой скрывается доля страха.

— Почему вы думаете, что она пошла на это не по доброй воле?

— Где она?

— Не знаю… меня сморил сон… как всегда… после этого… но есть люди, которым потом хочется есть. Вы не спрашивали на кухне?

Чань не ответил на ее грязные намеки — он знал: она лжет, чтобы спровоцировать его, выиграть время, но тем не менее ее слова подстегнули его похотливые мысли, снова предложившие его внутреннему взору сладострастные видения… губы этой женщины, застывшие в гримасе наслаждения, неожиданного для нее самой… а потом с обескураживающей легкостью ее лицо превратилось в лицо Селесты, рот ее искривился, отражая отчаянную смесь боли и удовольствия. Чань, вздрогнув, отступил от миссис Марчмур, отпустив ее подбородок. Она сбросила с себя простыни и встала, перешагнув через лежащую на полу груду белья. Она была высокой и оказалась более грациозной, чем можно было подумать. Неторопливо повернувшись к нему спиной, она нагнулась за халатом. Потом она выпрямилась и повернулась к нему, на ее лице появилась улыбка, когда она удостоверилась в реакции Чаня, который заметил сетку тонких белых шрамов на ее спине — следы плетки. Она надела халат (бледный шелк с огромным красным китайским драконом) и ловким движением завязала кушак, ее руки словно исполняли хорошо известный и точно выверенный ритуал.

— Я смотрю, лицо у тебя заживает, — сказал Чань.

— Мое лицо не имеет значения, — ответила она, вороша ногой груду белья, где нашелся тапочек, в который она всунула ногу. — Перемены происходят внутри, и они возвышают душу.

Чань нахмурился:

— Пока что я вижу, что ты сменила один бордель на другой. Она сощурила глаза — он с немалым удовольствием отметил, что задел ее за живое.

— Что вы об этом можете знать, — весело сказала она, но он-то знал, что эта веселость напускная.

— Я недавно видел, как один человек прошел этот жуткий Процесс, к тому же против своей воли, и вот что я тебе скажу: если вы то же самое сделали с мисс Темпл…

Она презрительно рассмеялась.

— Это никакое не наказание. Это дар… и одна только мысль… одна только нелепая мысль, что… эта… эта штучка… ваша драгоценная мисс Ничтожество…

Чань испытал громадное облегчение, избавление от страха, который, хотя он и не знал этого, сидел в нем, страха, что Селеста станет одной из них, он чуть ли не предпочел бы, чтобы она умерла. Но миссис Марчмур продолжала говорить:

— …которая не может оценить скрытых возможностей…

Он знал, что для тех, кто жил в унижении, а потом возвысился, характерна своеобразная гордыня; после долгих лет молчания их словно прорывает, они начинают нести самоуверенную чушь, и это быстрое преображение маленькой шлюшки в высокомерную даму заставило Чаня ухмыльнуться. Она увидела эту ухмылку и вспылила:

— Вы думаете, я не знаю, кто вы такой или кто такая она?

— Я знаю, что вы искали нас обоих, но безуспешно.

— Безуспешно? — Она рассмеялась. — Но ведь вы же здесь, разве нет?