Огонь и сера - Дуглас Престон Страница 9

Необъятное чрево дома поглотило эхо от стука, и только через минуту послышался скрежет замка. На пороге появился Пендергаст. Желтый свет из коридора бил ему в спину, отчего хозяин казался еще бледнее обычного. Не говоря ни слова, Пендергаст впустил Рена и запер дверь.

Из выложенной мрамором прихожей Пендергаст повел Рена по длинному коридору, где гость остановился как вкопанный. В приглушенном свете новых медных светильников дом блестел лаком светло-коричневых панелей, а стены покрывали обои в викторианском стиле. В стенных нишах и на мраморных постаментах красовались образцы роскошной коллекции: кусочки метеоритов, драгоценные камни, редкие бабочки, окаменелые останки давно вымерших тварей. Рен знал, это лишь жалкие крохи, частицы кунсткамеры, не имевшей себе равных. Восстановленная, она засияла как никогда, однако ей суждено было навсегда остаться скрытой от мира в глубине этого дома.

– Мне нравится то, что вы сделали, – сказал Рен, поводя вокруг рукой.

В прошлый раз Пендергаст был в отъезде, в Канзасе, а Рен составлял опись дома, и тогда интерьер смотрелся не лучше фасада. Особняк перерыли, перевернули вверх дном, и только Рен да еще трое – нет, с фэбээровцем четверо – знали, чем завершились поиски и что они значили [7].

Пендергаст отвесил легкий поклон.

– Просто удивительно, как вы успели все провернуть за каких-то два месяца.

– Мастера-каджуны [8], – Пендергаст повел Рена дальше по коридору, – и плотники с юга Луизианы, как всегда, оказались незаменимы. Они долгое время служили моей семье. Не отказали в помощи и на этот раз, хоть и не одобрили, скажем так, выбор места.

– Не могу с ними не согласиться, – едва слышно хихикнул Рен. – Странно, что вы поселились здесь. Бросаете такое замечательное место в Дакоте, чтобы... – Он прервался на полуслове, и глаза его широко раскрылись. Рен понял. – Вы здесь, чтобы...

– Да, Рен, – кивнул Пендергаст. – Я здесь именно за этим. За этим – и кое чем еще.

В зале приемов, куда они прошли, сводчатый потолок отливал дымчатой синевой, а вдоль стен поблескивали матовым стеклом шкафы с артефактами. Проходя мимо установленных в рамки миниатюрных скелетов динозавров и чучел животных, Рен подергал фэбээровца за рукав.

– А как она?

– В порядке. – Пендергаст остановился. – Физически. Эмоционально – как мы и ожидали. Ей предстоит многое наверстать.

Рен кивнул, доставая из кармана DVD-диск.

– Вот. Полная инвентаризация коллекций этого дома: каталогизировано и пронумеровано. Все в лучшем виде. В меру моих скромных способностей.

Пендергаст кивнул.

– До сих пор не могу поверить, – добавил Рен, – что под крышей этого дома собрана богатейшая в мире кунсткамера.

– Тем не менее это так. Надеюсь, те экземпляры, что я выделил, послужили достойной оплатой за твою службу?

– О да, – прошептал Рен. – Да-да, их определенно хватило.

– Помню, ты так увлекся реставрацией индийского гроссбуха, что я стал опасаться, как бы законный владелец чего-нибудь не заподозрил.

– Искусство не терпит спешки, – фыркнул Рен. – Книга была прекрасна. Понимаете, тут все дело... во времени. Оно, как сказал Вергилий, уносит все. И прямо сейчас время уносит мои книги – мои прекрасные книги – быстрее, чем я успеваю приводить их в порядок.

Рен заботился о легионах ветхих книг и делил с ними свое обиталище – седьмой, самый глубокий подвал нью-йоркской публичной библиотеки. Стеллажи с неучтенными экземплярами выстроились там стенами лабиринта, ориентироваться в котором мог только Рен.

– Согласен, – сказал Пендергаст. – Тогда тебе наверняка отрадно будет узнать, что твоя работа здесь окончена.

– Я бы охотно инвентаризировал библиотеку. Впрочем, – горько рассмеялся Рен, – все это, похоже, хранится в голове у нашей знакомой.

– Ее знания о доме поразительны, и я уже нашел им кое-какое применение.

Рен испытующе посмотрел на собеседника.

– Я хочу, чтобы она нашла в библиотеке все, что касается сатаны.

– Сатаны? Это обширная тема, hypocrite lecteur [9].

– Так получилось, что меня интересует только один аспект: смерть человека от руки дьявола.

– То есть когда человек продает душу? В уплату за услуги?

Пендергаст кивнул.

– Тоже весьма обширная тема.

– Мне не нужна беллетристика, Рен. Меня интересуют лишь документальные источники. Желательно написанные от первого лица или же очевидцами.

– Вы слишком долго находитесь в этом доме.

– И не зря. К тому же ты сам сказал: наша знакомая превосходно владеет содержанием библиотеки.

– Понимаю.

Блуждающий взгляд Рена коснулся дверей в дальней стене зала. Пендергаст заметил это и произнес:

– Хочешь с ней увидеться?

– Спрашиваете! Вы забыли, что я для нее сделал? После того, что случилось здесь летом, я почти ее крестный.

– Я ничего не забываю и буду обязан тебе до конца жизни.

Не говоря больше ни слова, Пендергаст направился к дверям и открыл их. Рен заглянул внутрь, и его желтые глаза загорелись. У дальней стены до самого потолка возвышались полки с книгами, и отсветы пламени из камина взбегали по корешкам роскошных кожаных переплетов. У самого же камина в «крылатом» кресле сидела девушка в окружении еще десятка стульев и диванчиков, расставленных на персидском ковре. Положив на колени массивный фолиант, она листала страницы с гравюрами Пиранези. Новая страница перевернулась, и пламя ярко озарило темные волосы и глаза девушки, обозначило контуры стройной фигуры, которые не скрыл даже длинный передник поверх белого платья.

Рядом на столике жаркие отблески плясали на чайном сервизе на двоих.

Пендергаст тихо кашлянул, и девушка подняла на него глаза. Увидев Рена, она испугалась, но затем, узнав его, отложила книгу и встала.

– Как поживаешь, Констанс? – мягко проговорил Рен своим хриплым голосом.

– Замечательно, мистер Рен, спасибо. – Констанс присела в небольшом реверансе. – А вы?

– Занят, очень занят. Книги отнимают все мое время.

– Никогда бы не подумала, что можно говорить с такой неохотой о столь благородном занятии, – сказала Констанс. На ее губах промелькнула тень улыбки, и Рен не успел понять, что это – насмешка или же снисхождение?

– Нет-нет, как можно?! – Рен попытался взять себя в руки. Все же быстро он забыл об этом мудром голосе и старомодных, изящных оборотах речи. Забыл, как светятся глубиной времени глаза на молодом прекрасном лице. – Как же ты проводишь время, Констанс?