Иррационариум. Толкование нереальности - Дмитрий Лукин Страница 8

Отдохнуть днем Дмитрию не дали. Около двух он пришел домой и сразу завалился спать. А в полчетвертого позвонили из отделения, вызвали на службу – отдежурить до десяти вечера, за отгул.

Вернулся около одиннадцати, включил телевизор, лег – и вырубился.

Гера звонил, наверное, долго, потому что первая его фраза была: «Чего не открываешь?»

Зашли в комнату. Гера посмотрел на мельтешение «снежинок» пустого телеэкрана, вновь спросил:

– Чего не открываешь? Спишь, что ли? – и сам выключил телек. – Ну, докладывай, как оно?

Дмитрий зевнул, почесал живот. Попытался собраться с мыслями, но все как-то плавало в голове, не хотелось стоять на ногах, даже сидеть не хотелось – тем более думать, соображать, о чем это говорит Гера.

– Чего молчишь? Что, никаких вопросов ко мне нет? – с некой настойчивостью спросил Геракл.

– Служба достала.

– А… дочка «первого» и вас достала?

Дмитрий посмотрел на часы.

– Понимаю, – перехватил его взгляд Гера.

– Только сменился. Спать хочу, как черт.

– Слушай, друг, давай чаю? Крепкого чаю. Да пошевелись, я же к тебе в гости пришел. Поговорить надо. Какой-то ты вялый, чегевара. С чего так, а?

– А чего мне? – неопределенно спросил Дмитрий, ставя чайник на плиту.

– Сухой чай жевать пробовал? Помогает. Или крепкой заварки хлебни.

– Заваривать надо. Я в кружке завариваю.

Дмитрий присел на единственный в кухне табурет. Гере не было куда присесть, поэтому он оперся на подоконник.

– Нас тоже на уши поставили с этой Зверевой. Молодежь нынче наглая – мы одного парня, с которым они кататься поехали, нашли быстро. Ох, наглый. Уперся рогом – я с ними, говорит, всего десять минут катался, так что куда потом поехали, не знаю; я, говорит, думал – уже по домам сидят. И все ведь врет, собака.

– Тебе покрепче заваривать? – спросил Дмитрий.

И вдруг вспомнил наглого Воху:

– То не прокурорский сынок?

– Откуда знаешь? – удивился Гера.

– Да так, в оперативке было.

– Это ты просто угадал – там их в машине пятеро было, сынков. Ну, предположим. Слушай, дочка эта нашему «первому» – такая головная боль: спит с кем попало, лярва.

Гера несколько преувеличил и исказил подвиги девушки. Спала она не с кем попало: был у нее раньше один – одноклассник, первая любовь. Лёва оказался второй любовью. Подвиги ей нравились другого рода – обожала подбить пацанов из компании на какую-нибудь серьезную пакость. Поскольку «мажоры» – ребята расчетливые, то всякий хотел видеть себя зятем товарища Зверева и выполнял прихоти юной принцессы с энтузиазмом.

– А знаешь, где мы их разыскали?

– В Рыбацком, – сказал Дмитрий без всякого выражения.

– Что-о? А это ты откуда?.. Ну, предположим. В общем, девочка-колокольчик – уединилась с очередным. Такое вытворяли – ночью голяком на берегу вытанцовывали…

– Так ведь ночью же.

– А очередной приятель не кто иной, как…

– Сын заведующей ЦУМа.

– Ну, ты даешь. Давай, колись, чегевара, откуда источники?

– Не буду колоться. На, пей, готово.

Гера принял кружку, попробовал – горячо, и отставил на подоконник. Больше к ней так и не притронулся. Дмитрий взял свою, стал пить частыми мелкими глотками.

– Бабы, дружище, они все такие. Я тебе, между прочим, завидую, захотел – развелся. Я б, может, тоже развелся – партийность не позволяет. Я недавно Томку встретил – твоя Галка уже со своим дирижером сожительствует. Помнишь Томку? Как-то расплылась наша Томка. А ты думаешь, когда твоя с тобой жила, у нее с дирижером ничего не было?

Дмитрий хоть и плохо сейчас соображал, но понимал, что единственный достойный повод для визита у Геры может быть один – близнецы. Между тем, о них он молчит, а несет чепуху.

– Гера, для ясности – я рад за Галку. Ей нужен нормальный мужик, её круга.

– Ты это… извини, я это вообще, о бабах. Надо нам в жизни, знаешь, хобби иметь. У кого-то бабы, кому-то «зелёный змий». А кому нельзя водки и баб – тому вот это самое хобби. У нас многие картины собирают, иконы, ложечки всякие, часики, финтиклюшечки золотые. Хочешь знать, чем мой начальник промышляет? Старинные золотые монеты: пиастры, дублоны, «екатеринки»…

– Ну, а ты?

– Что я? Вот, стихи пишу. Душно тут у тебя, так что слушай про духоту.

– Геракл, не надо стихов. В другой раз, а?

– Нет, ты послушай. Все говорят – хорошо…

За окном подозрительно заскрежетало. Геракл подскочил, словно ужаленный.

– Что это?

– Нервы, брат, что ж еще. Тимка с прогулки лезет.

Действительно, в форточке обозначилась лохматая физиономия кота. Тимур замер, оценил ситуацию и, хриплым низким голосом мявкнув, прыгнул на середину кухни.

– Пришел, бродяга? Дрался? – Дмитрий наклонился и погладил кота за ушами. – Целые уши. Жрать будешь? Я нам талонного цыпленка укупил.

Дмитрий занялся кормежкой. Геракл смотрел на все это без интереса.

– Ну что ж, – буркнул он, – мне, пожалуй, пора. Отдыхай, чегевара. Ваша служба и опасна, и трудна…

И уже в дверях повторил:

– Отдыхай.

Дмитрий пожал плечами: «Чего он тут комедию ломал? Зачем приперся среди ночи?»

Об этом он решил подумать завтра, утро вечера мудренее. А сейчас спать.

– Пожрал, пират? Тогда отбой.

Ему показалось, что он только заснул, как снова звонок в дверь. «Опять Гера, зараза».

Поднялся, ничего не соображая, не различая – во сне ли он поднимается, или уже как бы проснулся. На автопилоте поискал ногами тапочки – не нашлись. Наконец, продрал глаза, глянул – за окном рассвет.

Густое фиолетовое марево затопило небо, с востока поднималось золотое свечение, растворяя в себе остатки ночи. Розовые нездешние облака, казалось, пришли из фантастических далей, вслед за рассветом.

– Ни фига себе, – произнес Дмитрий и пошел открывать.

Перед ним стояли близнецы, те самые. Стояли и молча смотрели. Жалобно как-то смотрели. И Дмитрий смотрел. Смотрел будто на что-то знакомое, такое, что, раз увидев – уже не забыть; словно знал он их когда-то. Дурацкое дело: никогда он их не знал, и знать не желает, но вместе с тем полное ощущение знакомства. «Да кто ж вы такие, ребятки?»

– Вы проходите, что ли.

Они вошли, потерянно осматриваясь по сторонам, словно попали в чуждый им мир.

– Да вы проходите дальше.

Из комнаты появился Тимур, обнюхал непрошенных гостей, фыркнул и ушел обратно на шкаф, досыпать своё.