Плохие люди - Джон Коннолли Страница 8

— Ричи, выходи скорее, — Джо физически ощутил, как напряжение спало.

Чего я испугался? Почему потянулся за пистолетом?

Улыбающийся Ричи вышел из дверного проема. Ему двадцать пять, но интеллект остался где-то на уровне восьмилетнего ребенка. Он любил слоняться по острову, чем доводил свою мать до истерик, но с ним никогда ничего не случалось и, как предполагал Джо, вряд ли случится когда-нибудь в будущем. Ричи-дурачок, наверно, знал остров лучше, чем кто-либо другой, и ничто здесь не могло испугать его. В теплое время года, летом, он даже, бывало, засыпал под звездами. Никто не трогал его, разве что местные умники, когда выпивали бутылку-другую и хотели произвести впечатление на своих подружек.

— Здравствуй, Джо Дюпре, — сказал Ричи. — Как дела?

— Спасибо, хорошо. Ричи, я же тебе говорил, чтоб ты держался подальше от этих вышек.

Улыбка никогда не сходила с лица двадцатипятилетнего малыша.

— Знаю, Джо Дюпре. Держаться подальше от вышек. Я знаю, Джо Дюпре.

— Да? А если ты знаешь, тогда что же ты там делал?

— Там было открыто, Джо Дюпре. Башня была открыта. Я зашел внутрь, чтобы просто взглянуть. Я люблю смотреть.

Дюпре нагнулся и осмотрел цепь. Висячий замок был открыт, но, когда Джо попробовал закрыть его, он не защелкивался, а с негромким щелчком проскальзывал в полости туда и обратно.

— И ты этого не делал?

— Нет, Джо Дюпре. Здесь было открыто. А я зашел, чтобы посмотреть.

Придется вернуться сюда с новым замком, подумал Дюпре. Подростки, скорее всего, снова собьют его, но он же должен был исполнять свои обязанности. Джо закрыл дверь, обмотал ручку цепью, создавая иллюзию, что она заперта. Пока придется ограничиться этим.

— Пойдем, Ричи. Я подброшу тебя до дома.

Он вручил дурачку фонарь и с улыбкой смотрел, как тот направляет луч света на деревья и на вышку.

— Огонек, — сказал Ричи. — У меня тоже есть огонек, как и у других.

Дюпре замер.

— Что за другие, Ричи?

Дурачок посмотрел на него, и его улыбка стала шире.

— Другие... там, в лесу.

* * *

Дэнни взял из холодильника банку содовой и побрел в мамину спальню. Перед ней на кровати были разложены листы бумаги, а сама она сидела на ковре и пыталась их рассортировать. У нее было то же выражение лица, что и в те дни, когда они отправлялись в Портленд на пароме и ей нужно было идти в банк или в автосалон.

— Все в порядке, милый? — поинтересовалась она, обнаружив, что он стоит у нее за спиной.

Он кивнул.

Она села на корточки и внимательно посмотрела на сына.

— Джо должен был поступить так, как поступил, понимаешь? Для чайки это было самым добрым поступком.

Дэнни ничего ответил, но его лицо посуровело.

— Я собираюсь к Джеку, — сказал он.

Под недовольным взглядом матери мальчик насупился еще сильней.

— Что? — спросил он с некоторым вызовом.

— Этот старик... — начала она, но он ее перебил.

— Он мой друг.

— Я знаю, Дэнни, но он...

Мэриэнн замолчала, пытаясь подобрать нужные слова.

— Он пьет, — сказала она наконец. — Иногда он перегибает палку, ты и сам знаешь.

— Но не когда мы с ним вместе.

Они спорили на эту тему и раньше, с тех пор как Джек упал и ушибся головой о край стола и Дэнни прибежал к ней весь в крови старика. Мэриэнн сначала испугалась, что он сам поранился, и ее облегчение после того, как она узнала, в чем дело, быстро трансформировалось в гнев за то, что из-за старика она так сильно испугалась, пусть и не надолго. Приехал Джо и оказал что-то вроде первой помощи, после чего провел с Джеком длительную беседу на крыльце его дома, и с тех пор старик был более осторожен. Теперь если он и пил, то только по вечерам. А еще он с удвоенным усердием налег на живопись. Правда, Мэриэнн была и невысокого мнения о его картинах.

— Он просто раз за разом рисует один и тот же пейзаж, — сказала она сыну сразу после того, как они с Дэнни по-соседски зашли в гости к Джеку, прихватив с собой печенье.

— Не один и тот же, — возразил мальчик. — Он все время разный.

Но ей было достаточно одного взгляда на небольшую акварельную картину, которую старик подарил мальчику, когда они уходили: скалы с обеих сторон маленькой бухты — синевато-серые пятна, море — темный, гнетущий зеленый. Картина просто безобразная, думала она. Все картины старика такие. Складывается ощущение, что он не способен воспринимать ничего, кроме обыденного скучного ландшафта, лежащего перед ним. Людей на картинах не было. Черт, он даже не мог нарисовать птиц или облака, а если и мог, то не стал затрудняться и помещать их на свои полотна. Серый, зеленый и размытый синий — вот из чего состояла цветовая гамма всех его картин.

Но мальчик повесил картину Джека над кроватью и гордился ею больше, чем десятками постеров, открыток и заметок, которыми были облеплены стены его комнаты, даже больше, чем своей собственной работой, которая, как считала его мать, была куда лучше, чем все, что сподобится намалевать старый пьяница. Но Мэриэнн никогда бы не сказала этого Джеку в лицо. У старого художника были свои недостатки, но в отсутствии щедрости его никто бы не упрекнул. Дом, ставший для них приютом, они снимали именно у него, и даже по островным стандартам Джек запросил совсем мало. За это она была ему благодарна.

— Ма-а-ам, ну пожалуйста, — тянул свое Дэнни.

Если она сейчас не уступит, то выйдет из себя во время неизбежно последующего за этим спора, а она не могла позволить себе выйти из себя, потому что это отвлечет ее от того, чем она сейчас занимается. Мэриэнн сдалась и отпустила сына, взмахнув рукой:

— Иди, иди. Но, если тебе вдруг покажется, что с Джеком что-то не так, сразу возвращайся домой, слышишь?

Он торжественно кивнул ей и устремился к двери. Мать встала и подошла к окну; из ее спальни была видна дорожка, ведущая к дому Джека. Поначалу она сама водила его туда, либо держа за руку, либо нервно наблюдая, как он трусит впереди. Через некоторое время она стала позволять ему преодолевать небольшое расстояние между двумя домами самому. Она все равно могла наблюдать за каждым его шагом. Мэриэнн казалось, что очень важно предоставить ему некоторую степень личной свободы, свободное пространство, в котором ему предстояло расти. Она хотела, чтобы он вырос сильным, хотя и понимала, какими могут быть последствия того, что она выпустит его из-под своего крыла. Подобная дилемма стоит перед каждым родителем, но одинокая мать, воспитывающая единственного сына, ощущает ее особенно остро. Иногда ей казалось, будто что-то заставляет ее принимать решения, противоречащие ее натуре, только для того, чтобы заполнить пустое место, которое должен был занимать мужчина, отец.