Дети сумерек - Виталий Сертаков Страница 8

— Позвольте ремарку, — встрял академик. — С точки зрения социологии, самоубийство — одна из моделей так называемого девиантного поведения, область социальной патологии — наряду с наркоманией, проституцией, преступностью и алкоголизмом. В то же время — одна из моделей протеста…

Клавдия ещё раз тщательно проверила сервировку и отсутствие компрометирующих фотографий на книжных полках. Не хватало ещё, чтобы Борис именно сегодня полез за Хаксли или Гумилёвым и наткнулся на снимки её прежних неудачных опытов. Один раз уже такое случилось, и Клавдии стоило трудов вернуть Бориса в состояние равновесия. Он ведь мужчина утончённый, изящный, в нём нет ни малейшей брутальной самцовости… За что, собственно, Клавдия к нему и прониклась. Уж всяко она не стала бы проводить редкие свободные часы с мужланом…

— То есть, следуя логике… — подняла палец большеротая ведущая. — Убивая себя, человек отказывается признавать, что он общественное животное! Значит, компания девочек, прыгнувших во вторник с моста — это наши самые передовые граждане?

— Совершенно верно, по форме, — воспряла бутылкоголовая дама. — Мы проводили анкетирование, и ответы большинства детей подтвердили вашу мысль. Самоубийца привлекает к своей персоне, пусть посмертно, пристальное внимание того самого социума, которым он столь решительно пренебрёг.

— А можно ли сформулировать черты «группы риска»? — дисциплинированно заглянула в бумажку журналистка.

— На сегодняшний день всё запуталось, — развела руками мятая блондинка. — К нам стекается информация о десятках случаев успешного суицида, которые совершенно не укладываются в прежние рамки. Касаемо же группы риска… Определить, какой тип людей «суицидоопасен», нереально. Многое упирается в специфические проблемы подростков…

В прихожей тренькнул звонок.

— Дура, лучше бы ты вязала крючком! — сурово осадила Клавдия бутылкообразную даму, бегло поправила причёску и пошла открывать. Для Бориса было рановато. Её последний текущий и самый значимый мужчина отличался пунктуальностью.

— Кто там? — чуточку хриплым голосом протянула Клавдия, заглядывая в овальное зеркало над обувными полками. Она пришла к выводу, что капельку не хватает блеска, а губы стоило бы усилить, но не слишком, иначе возникнет некоторая вульгарность, а Борису может прийтись не по вкусу…

— Кто там?

В глазке возникла вытянутая в трубочку улыбающаяся физиономия. Клавдия с большим удивлением узнала Мирку Видович из одиннадцатого «С». Более чем странно, учитывая, что Мирка не входила в число любительниц литературы, приглашаемых на чай. Если честно, то Видович последние месяцы производила на Клавдию отталкивающее впечатление. Девица откровенно скучала при обсуждениях, демонстративно закатывала глаза, когда её вызывали, и столь же демонстративно курила в женских туалетах, невзирая на строгие запреты. Кроме того, эта рыжеволосая бестия повсюду таскалась в компании самых хулиганистых ребят, и поговаривали, что их видели на площади Роз, где, всем известно, приторговывают наркотиками.

Клавдия работала в четвёртой гимназии двадцать два года, с момента открытия. Она никогда не служила в силовых структурах. Никогда не подвергалась ограблению и прочим видам насилия. То есть она, конечно, не летала в безвоздушном пространстве; иногда, крайне нечасто, как сегодня, она включала телевизор или, попутно с готовкой, слушала радио. У человека, двадцать два года преподававшего литературу, блоки новостей вызывали отвращение, а шоу по горячим проблемам современности — зубную боль.

Ей в голову не могло прийти, что ученица, хотя бы чисто теоретически, может представлять опасность.

Чего Клавдия опасалась — так это потерять зрение. Потому что единственное, что у неё не вызывало скуки, — книги. Кроме книг… А кроме книг, пожалуй, ничего. За двадцать два года преподавания Клавдия так и не привыкла к мысли, что к детям стоит относиться теплее, чем к книгам. То есть она относилась к ним мягко, порой даже слишком мягко, позволяя садиться себе на шею. Но, похоже, так считала только она. За её спиной ученики никогда бы не назвали литераторшу человеком покладистым и добрым. Из поколения в поколение в стенах гимназии бродили легенды о непримиримости «железной леди» к врагам изящной словесности.

Клавдия не выносила тупиц. Она бралась за классное руководство, однако с каждым годом всё больше удалялась от предмета приложения своих сил. Чем более настойчиво, чем более жадно она поглощала периодику, литературные обозрения и новинки книжного рынка, тем хуже становились её ученики. Каждый новый класс рос тупее предыдущего. За что их, спрашивается, любить? За что уважать? Как можно уважать людей, которым не интересно ничего, кроме кретинских фильмов, нарядов и прочей чуши?

Стадо ленивых незнаек. Неспособных связать воедино две короткие мысли! Не так давно Клавдия обнаружила, что срывается. Возможно, тому виной были длительные, болезненные и никак не желающие затухать отношения с предыдущим мужчиной. Тот её мучил основательно, то отталкивая, то рыдая на коленях, но так никуда и не позвал. Наконец предыдущего наглеца и плаксу окончательно вытеснил корректный, и что немаловажно — увлекающийся поэзией Борис. И маме Борис понравился, поцеловал руку, заявился с фиалками. Борис заменил предыдущего, Клавдия не желала даже в мыслях упоминать его имя. А мама делала Клавдии из кухни многозначительные глаза.

То есть, казалось бы, заводиться на уроках повода не было. Личная жизнь потихоньку вошла в новую, но столь же размеренную колею. Она читала книги, готовила программы для семинаров, проверяла тетради бестолковых отпрысков. Раз в неделю Борис брал билеты на поэтические или музыкальные вечера. Тем не менее, совсем недавно Клавдия опять сорвалась, и даже заведующий учебной частью, этот дотошный, распространяющий запах дурного одеколона Каспер, отважился сделать «железной леди» предупреждение. Кто-то из малолетних преступников донёс мамочке, что учительница обозвала его тем, кто он есть на самом деле.

Да, они все прелестные крошки, думала Клавдия, мрачно выслушивая завуча. Они просто прелестны, это я старею. Я теряю терпение, я выхожу из себя. Они мне мешают вести уроки, они вынуждают меня орать. Раньше в гимназии госпожи Вержу и помыслить никто не мог о том, чтобы рассмеяться на её предмете. Большинство тупиц и прежде не заслуживали её внимания, но, по крайней мере, они пересиживали свою никчёмность молча!

В этой четверти словно сорвались с цепи.

Девица на лестничной клетке выдула изо рта розовый пузырь невероятного размера. Она что-то лепетала, помахивая перед глазком, смятым бумажным листком. Клавдия потянулась к замку, забыв себя спросить, откуда негодной ученице известен домашний адрес педагога. Пока Клавдия открывала замки, девушка оживлённо лопотала за дверью, но её заглушала продолжающаяся телевизионная дискуссия.

— В зоне повышенного суицидального риска находятся, прежде всего, так называемые депрессивные подростки; далее, подверженные алкоголю и наркотикам. Кроме того, ребята, в семье которых кто-то уже совершал суицид, беременные девушки…

— А как согласуются такие противоположные взгляды? — наседала журналистка. — Одни пишут, что недавний всплеск самоубийств коснулся отстающих школьников, а другие указывают, что это были, как раз наоборот, одарённые дети…