Песня кукушки - Фрэнсис Хардинг Страница 78

Пен не нашлась что ответить и вместо этого зарыдала.

— Я не хочу в тюрьму! — наконец всхлипнула она. — Я хочу к мамочке!

— Я знаю, — сказала Триста, у которой не было матери. — Знаю.

Она продолжала укачивать Пен, а через несколько минут с неба стали падать снежинки.

Прикованные к шлюпке беглецы время от времени высовывали носы из-под одеяла, небо становилось все темнее. Сначала снежинки были крошечными, словно хлопья пепла, и таяли, едва коснувшись земли, оставляя лишь капли влаги. Несколько человек радостно распахнули окна, удивляясь капризам погоды. Но температура опускалась, и все окна снова наглухо закрылись. Ветер стих, и снежинки стали крупнее. Вскоре в воздухе затанцевали снежные хлопья размером с фартинг. ^[18] Первые опускались на землю и таяли, падая друг на друга. Следующие оставили серую слякоть. Но они все прибывали и прибывали, падая быстрее, чем таяли, и вскоре все окрестности заволокло белым. Девочки в шлюпке дрожали от холода, и Триста угрюмо радовалась, что у них есть одеяло.

— Я не допила чай, — трагически пробормотала Пен, когда из дюжин домов начали доноситься ароматы ужина.

— У нас нет денег, — напомнила Триста.

— Идет снег! Мы можем распевать рождественские псалмы, и нам дадут еду, если мы будем выглядеть достаточно жалкими. — Без дальнейших обсуждений Пен уперлась руками в дно причала, выталкивая лодку.

— Подожди!

— Ты сказала, что мы сможем выбраться из шлюпки, когда пойдет снег! — возразила Пен.

— Ладно, только будь осмотрительна и держись поближе ко мне! — Триста помогла Пен выбраться на причал, у младшей сестры затекли руки и ноги, и она пошатывалась. Трисс набросила себе и Пен на головы одеяло, словно плащ. — Давай закутаемся, чтобы нас не узнали.

У черного входа в кондитерскую добрая помощница поварихи протянула им несколько булочек с черной смородиной, сказав, что ей не следовало бы этого делать, но грех выбрасывать. Девочки стояли в переулке и поедали скудную снедь, наблюдая, как кружится снег. Редкие газовые фонари на улицах ожили и торжественно мерцали, вокруг каждого образовался ореол танцующих снежинок.

— Мне холодно. — Пен икнула, проглотив последний кусок булки, и уставилась в темноту. — Готова поспорить, вон те люди разрешат нам посидеть у огня.

Проследив за направлением пальца Пен, Триста заметила красноватый отблеск возле заброшенного аукционного дома. У стены стоял приземистый черный ящик, который использовали вместо жаровни. Вокруг, ссутулившись от холода, стояли три человека.

— Ладно, — прошептала она, — но давай подкрадемся неслышно, на случай если это запредельники.

— Но ведь запредельники любят тебя? — нахмурилась Пен.

— До тех пор, пока не услышат, что я не на стороне Архитектора, — прошептала Триста. — А они узнают об этом, как только поговорят с его людьми. Может даже, уже знают.

Триста и Пен двинулись по припорошенной снегом дороге, держась самых темных уголков и тщательно избегая островков света. Наконец они нашли проем двери, откуда можно было рассмотреть людей у огня. Бормотание голосов у жаровни было едва слышным, но напоминало человеческое. Не было ни сверхъестественных призвуков, ни зловещих интонаций. Люди вроде были одеты в обычные пиджаки и плащи, а не в странные пальто из перьев, которые носили все запредельники в кондитерской.

— Кажется… — начала Триста.

— Тсс! — яростно прошипела Пен.

Триста умолкла, и до нее донесся один из голосов:

— Они определенно были здесь. Это точно.

Говоривший поднял воротник и закутал подбородок шарфом, почти полностью укрывшись. Тем не менее трудно было не узнать голос мистера Грейса.