Скрипка - Энн Райс Страница 77

– Да, мадам. Но как вы попали в Австрию?

– Не знаю.

Я взглянула на Стефана, бледного, свинцовогоот отчаяния, в лице ни кровинки, только глаза пылали, когда он смотрел на меня.

– Фрау Беккер, быть может, вы помнитехоть что-то… – Он замолчал, не договорив.

– Пожалуй, вам лучше сейчас поестьсупа, – сказала фрау Вебер, – мы приготовили для вас отличный суп, аеще немного вина. Хотите вина?

Она тоже умолкла. Они оба оцепенели. Стефансмотрел только на меня.

Я услышала приближающиеся шаги. Хромой человекс палкой. Я сразу узнала по звуку. Мне даже понравилось: глухой стук, шаркающийшаг, глухой стук.

Я выпрямилась в кровати. Фрау Вебер поспешилавзбить за моей спиной подушки. Я бросила взгляд вниз и убедилась, что на мненочной жакет из стеганого шелка с глухим воротом, а под ним очень тонкая белаяфланель. Вид приличный. Даже чистый.

Я взглянула на руки, затем поняла, чтовыпустила скрипку, и снова вцепилась в нее.

Мой гостеприимный хозяин не спешил. Даже несделал попытку войти.

– Мадам, вы в полной безопасности. Вгостиной сейчас находится граф, вы позволите впустить его?

Я увидела его в открытых дверях, обитыхбежевой кожей; они были двойные, для лучшей звуконепроницаемости, вероятно. Оностановился на пороге, опираясь на деревянную трость, – седовласыйстаричок, которого я видела на мостовой, с белой бородой и усами, старомодный,благообразный, совсем как актеры в старых черно-белых фильмах, выходецоткуда-то из далекого прошлого.

– С вами все в порядке, дитя мое? –спросил он. Слава Богу, он заговорил по-английски. Он по-прежнему стоял оченьдалеко. Какие здесь огромные комнаты, совсем как во дворце у Стефана.

Взрыв. Огонь. Старый мир.

– Да, сэр, благодарю вас, – ответилая. – Для меня большое облегчение, что вы говорите по-английски. Мойнемецкий никуда не годится. Благодарю, что проявили ко мне такое участие. Мнене хотелось бы доставлять вам малейшее неудобство.

Этих слов было вполне достаточно. Грейдиоплатит счета. Грейди все устроит. Для этого и нужны деньги, чтобы другие затебя все объясняли. Этому меня научил Карл. Разве я могла сказать этомучеловеку, что не нуждаюсь в его гостеприимстве, его благотворительности? Былигораздо более важные вещи.

– Пожалуйста, входите, – сказалая. – Мне так жаль, так жаль…

– Чего вам жаль, дитя? – спросил он,приблизившись к кровати. Только сейчас я обратила внимание на резное изножье, аза ним на люстру в соседней комнате. Да, отель «Империал», настоящий дворец.

На шее у старца висел какой-то медальон, а егосюртук, неровно свисавший с плеч, был подбит черным бархатом. Белая борода былааккуратно расчесана.

Стефан не шевельнулся. Я посмотрела наСтефана, а он на меня. Поражение и печаль. Я увидела это даже в повороте егоголовы, в том, как он прислонился к стене, будто те материальные частицы, что внем остались, познали усталость именно теперь и потеряли былую прочную связь.Он едва заметно шевелил губами, не сводя с меня взгляда.

Господин Мелникер метнулся к большому креслу,обитому синим бархатом, и подвинул его к графу, в комнате было многопозолоченных стульев на неизменных витых ножках в стиле рококо.

Граф уселся на почтительном расстоянии.

До меня донесся приятный аромат.

– Горячий шоколад, – сказала я.

– Да, – подтвердила фрау Вебер ипередала мне чашку.

– Вы так добры. – Я вцепилась вскрипку левой рукой. – Поставьте, пожалуйста, блюдце там.

Старик рассматривал меня с восхищеннымизумлением, точно так на меня смотрели пожилые мужчины, когда я была маленькойдевочкой, точно так на меня однажды смотрела старая монахиня в день моегопервого причастия. Я прекрасно помнила ее сморщенное лицо, восторженноевыражение. Это случилось в старой больнице Милосердия, той самой, что потомснесли. Монашка была одета во все белое, она тогда сказала: «В этот день тысама чистота». Меня взяли в тот день на визиты, как было принято делать в деньпервого причастия. Куда я задевала те четки?

Я увидела, что чашка с шоколадом дрожит в моейруке. Я бросила взгляд направо, на Стефана.

Сделала глоток из чашки, шоколад был нихолодный, ни горячий, как раз такой, как надо. Я выпила всю чашку густого исладкого шоколада со сливками и улыбнулась.

– Вена, – произнесла я. Старикнасупился.

– Дитя, вы обладаете поразительнымсокровищем.

– Да, сэр, – сказала я. – Язнаю, Страдивари, Большой Страд, а это фернамбуковый смычок.

Стефан сощурился. Он был сломлен. Как тысмеешь?

– Нет, мадам, я имел в виду не скрипку,хотя я впервые в жизни вижу такой прекрасный инструмент, его не сравнить стеми, что я когда-либо продавал или покупал. Я имею в виду ваш дар музыканта,ту музыку, которую вы исполняли перед отелем, ту музыку, которая выманила насна улицу. Это было… безыскусное наслаждение. Вот какой дар я подразумевал.

Я испугалась.

– Так и должно быть. Разве ты сможешьповторить это одна? Без моей помощи? Да, ты вернулась в собственный мир, утянувс собой скрипку, – ну и что? У тебя все равно ничего не выйдет. Тыбесталанна, ты воспользовалась моим волшебством и воспарила вверх, а теперь тыснова ползаешь. Ты ничто.

– Посмотрим, – сказала я Стефану.

Остальные переглянулись. К кому я обращаюсь впустом углу?

– Назовем его ангелом, – сказала я,глядя на графа и показывая в угол. – Вы видите, кто стоит там, видитеангела?

Граф оглядел комнату. Я тоже и увидела впервый раз роскошное трюмо с раскладными зеркалами, от которого пришла бы ввосторг любая женщина, оно было гораздо лучше, чем то, что стояло у меня вдоме. Я увидела восточные ковры в голубых и оранжевых тонах; я вновьувидела тонкие светлые занавеси, закрывавшие окно под парчовым шелком сфестонами.

– Нет, дорогая, – сказалграф. – Я никого не вижу. Позвольте, я назову вам свое имя. Быть может, ия стану вашим ангелом?

– Вполне возможно, – сказала я,переводя взгляд со Стефана на старика с большой головой и волнистыми волосами.

У него были такие же холодные голубые глаза,как у молодого Мелникера. Он обладал какой-то жемчужной белизной, свойственнойстарому возрасту, даже глаза у него были обрамлены белыми ресницами, но взглядсохранился острый, осмысленный.