Пятиозерье - Виктор Точинов Страница 75

Не выстрелы, вовсе не они, заставили содрогнуться весь лес, от тонких верхушек елочек, не помнящих ту войну, до самых глубинных корней, среди которых кое-где дремала так и не найденная саперами смерть...

Не выстрелы скорчили судорогой памяти лес и стронули старые зазубренные осколки с давно привычных мест в затянувшихся ранах — не выстрелы, а людские эмоции: свившиеся в тугой клубок ненависть и желание выжить, страх и волчий, все затмевающий азарт схватки и боль, последняя страшная боль, обрывающаяся вдруг звенящей пустотой ухода...

10 августа, 12:14, лесная дорога

"Это профи, — мрачно констатировал про себя майор. — Этот последний — не пойми откуда взявшийся, но грамотный чертов профи, привыкший драться в одиночку с превосходящим противником. И стреляет он из калибра 7.62, куда как лучше подходящего для густой зеленки, чем наши 5.45.... Нарезка в стволе пологая, пуля в полете едва вращается, задевает сучок-веточку и пошла кувыркаться в сторону... А этому гаду кустарник не помеха, шьет насквозь и если бы не броники... Мать твою, я потерял уже четверых, да за последнюю чеченскую командировку было всего трое раненых...

Ну ничего, патронов у него, похоже, не густо, ребята теснят его по гряде, а чуть дальше она совсем голая и отступать голубчику будет некуда..."

Майор держал под прицелом крохотную прогалину в густом подлеске, терпеливо ожидая, когда там мелькнет силуэт в зеленом камуфляже. Честно говоря, людей у него хватало и не было нужды самому вступать в дело, но он вступил, иначе пришлось бы задуматься о многих вещах — мрачных, странных и неприятных вещах.

10 августа, 12:15, севернее Пятиозерья

Операция в поселке Октябрьский завершилась отнюдь не наградами для планировавших и проводивших ее. Впрочем, исполнители сделали все на высшем уровне: незаметно перекрыли мыслимые и немыслимые подступы к осажденному дому, столь же незаметно эвакуировали всех соседей, подобрались на расстояние стремительного броска... И внезапно атаковали — одновременно вышибив окна и двери. Эффект неожиданности сработал идеально. Гости Веры Силантьевой ничего в оставшиеся им несколько мгновений предпринять не сумели и не успели. Секунду назад сидели за празднично накрытым столом — и почти без всякого перехода оказались лежащими на полу, с заломленными назад руками.

На этом неожиданности не закончились. Но теперь потрясение пришлось испытать руководителям операции. Кроме хозяйки, в доме оказались разбитная и слегка потрепанная жизнью девица с местной чулочно-носочной фабрики и два местных жителя мужского пола — якобы (для их домочадцев) пребывающие сейчас в Питере, на заработках, а на деле решившие прогулять в теплой компании утаенные от жен деньги...

Причем ошеломленные мужики сначала приняли произошедшее за какую-то провокацию собственных супруг.

Когда личности задержанных были установлены и последние сомнения отпали, поступило сообщение из Пятиозерья. От майора.

Почти одновременно в Солнечноборское РУВД дозвонилась заведующая столовой ДОЛ «Варяг»...

...Огромный «невод», захлопнувшийся впустую, разворачивался на юг. Бойцы, громоздкие и на вид неуклюжие в разгрузках и бронежилетах, усаживались, теснясь, на сиденьях автобусов и кунгов; собаки обиженно взвизгивали, когда их закидывали в кузова «уралов» и «камазов» — сильный запах смазки, горючего и раскаленного металла двигателей острой бритвой резал чуткие собачьи носы; эфир гудел на коротких волнах от позывных, команд и докладов. На дорогах свертывали посты, оттаскивали выложенные на проезжую часть бетонные сваи и убирали шипастые ленты-скорпионы.

Исполинская машина поиска и перехвата разворачивалась — и, как всегда в подобных случаях, много было упущений и ненужного дублирования, неразберихи и путаницы, в спешке отданных и вскоре отмененных команд. Машины с мигалками неслись по двум шоссе, пересекающим курортную зону; иностранцы, привыкшие без хлопот и препон катить по международной автостраде, с неприязненным удивлением глазели сквозь стекла своих «мерседесов», «вольво» и евролайновских автобусов на деловитых людей с оружием и в униформе.

А где-то уже втискивалась в микроавтобус съемочная бригада телевидения со всем оборудованием.

Хотя отдел по связям с общественностью ГУВД и соответствующая ему структура Минюста хранили гробовое молчание по поводу творящегося на Карельском перешейке, но шакалы камеры и микрофона имели информаторов в силовых структурах, не особенно даже конспирирующихся (да и зачем, если за слив в прессу секретной и служебной информации не сажали и не увольняли). В воздухе пахло порохом, в воздухе пахло кровью, а значит — пахло сенсацией.

...На песчаном берегу Каменки колонна разномастых машин вынужденно остановилась. Деревянный мост пылал. Опоры и продольные балки еще держались, но доски настила прогорели, головешки падали в воду со змеиным шипением...

10 августа, 12:16, лесная дорога

Закревский был счастлив.

И не хотел задуматься: что же произошло, и каким немыслимым чудом он перенесся на девять лет назад, в окрестности города Вуковар.

Он знал лишь, что впереди враг, а сзади уходит к Быстрице колонна сербских беженцев, и людям в серой усташ-ской форме нельзя дать перевалить через эту лесистую гряду... Он был не один — слышал, как слева стучит короткими злыми очередями ручник улыбчивого Женьки Стороженко (накрытого в пулеметном гнезде снарядом гаубицы), как справа стреляет Петя, добрый и невезучий Петя Семага (заживо сгоревший на Днестре в бронекатере), как где-то рядом матерится между очередями Михасик (попавший в плен к мусульманам, и умерший страшно, даже для той войны — страшно)...

Еще одна серая фигура упала на песок. Леша улыбнулся. Впервые за девять прошедших лет старлей Закревский занимался тем, что очень хорошо умел — дрался с реальным, живым, осязаемым противником... Он устал от другой, невидимой войны — войны за мозги мальчишек, отравленные сериалами и компьютерными стрелялками. А теперь был счастлив, хотя в азартной горячке боя едва ли сознавал это...