Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню Страница 72

Доктор бранился, пока, почувствовав удушье, не потерял голос; в ушах у него начался гул, в голове все как будто онемело — доктор решил, что это припадок; тогда он поднялся обратно в кабинет, подумал, что нужно бы послать Наттеру вызов, но тут же вообразил, как тот ответит: «Сперва внесите арендную плату», а потом… потом ославит его по всему Дублину, и Чейплизоду, и Лейкслипу, где пребывал лорд-наместник со двором.

Стерк уселся перед листом бумаги, левой рукой вцепился в край стола и, скрежеща зубами, принялся в поисках подходящих выражений мысленно перебирать свой словарь, однако — увы! — правая рука так сильно дрожала, что писать он не смог, — это его даже испугало. «Ей-богу, похоже, что-то со мной не в порядке!» — пробормотал доктор, рывком поднял раму и рассеянно выглянул в окно, где за кладбищем виднелся парк и крутой росистый холм, купавшиеся в веселых утренних лучах.

Тем временем маленькая миссис Стерк, которая в ответственных случаях умела быстро принять решение, оделась со скоростью, можно сказать, невероятной и через парадную дверь потихоньку выскользнула на улицу. Она подумала прежде всего о докторе Уолсингеме, но вспомнила, что недавно ее муж забрал детей из класса катехизиса и вдобавок послал пастору грубую и дерзкую записку — из-за высокомерной причуды, какие находили на него нередко; бедняжка не стала поэтому пытать счастья у доктора Уолсингема. Она плохо знала священника — кротость и незлопамятность его благородной души.

Итак, она повернула не к городу, а в противоположную сторону, и торопливо зашагала к Медному Замку. Еще не пробило и восьми, но, как мы уже убедились, черт поднялся ни свет ни заря и немало уже успел натворить из того, что наметил на день. Несчастная женщина задумала обратиться к Дейнджерфилду. Она беседовала с ним в Белмонте, и этот разговор оставил у нее приятное впечатление: Дейнджерфилд расспрашивал о бедных и ее горестные рассказы воспринял с большим сочувствием; миссис Стерк было известно, что Дейнджерфилд очень богат и что он ценит ее Барни; она спешила вперед, полная надежды, но, думаю, люди, лучше знающие свет, оценили бы ее шансы на успех невысоко.

Дейнджерфилд принял гостью в малой гостиной, где расположился после завтрака писать письма, и был весьма любезен. Он окинул ее пристальным взглядом, когда она вошла, и еще раз, когда она села; выслушав до конца ее долгий и печальный рассказ, Дейнджерфилд отпер сейф, извлек оттуда тетрадь в четверть листа и, быстро переворачивая страницы, стал читать:

— Ага, вот он где: Чейплизод; Стерк Барнабас, хирург, Королевская ирландская артиллерия, уполномоченный — Джон Лоу… о, а вы говорите: всего лишь один день!.. сентябрь. Откуда долг? Арендная плата, сорок фунтов. Выходит, он должен за целый год, сорок фунтов, мадам. Сентябрь кончился, льготный срок истек. Он должен был внести плату.

Последовала устрашающая пауза; тишину нарушало только тиканье часов на столе.

— Ну что ж, мадам, — произнес Дейнджерфилд, — когда обстоятельства мне ясны, я не тяну с ответом, а тут же говорю «да» или «нет». Ваш супруг мне симпатичен, и я одолжу ему требуемую сумму.

Бедная маленькая миссис Стерк подскочила в восторге, почувствовала головокружение и с жалкой улыбкой на помертвевшем лице, едва не теряя сознание, опустилась на стул.

— Но я ставлю одно условие: скажите откровенно, дорогая мадам, чем вы руководствовались, направляясь сюда, — прямым указанием или намеком со стороны вашего супруга?

Нет, нет, ничего подобного; она решила все сама; она ни словом не обмолвилась мужу, а то бы он ее не пустил, а теперь не знает, как ему признаться.

— Он не станет особенно сердиться, уверяю вас, любезная мадам; придя ко мне, вы поступили мудро. Я склоняюсь перед вашим здравым смыслом и энергией; и если вам впредь понадобится дружеская услуга, прошу вас, вспомните о том, кто всегда готов вам помочь.

Дейнджерфилд сел и быстро настрочил:

«Дорогой сэр, от миссис Стерк мне стало известно, что у вас возникла срочная нужда в сорока фунтах; осмелюсь также предположить, что сюда еще необходимо добавить некоторую сумму на сборы и проч. Поэтому беру на себя смелость приложить к письму пятьдесят гиней — полагаю, этого достаточно, чтобы покончить с вашими неприятностями. О возврате долга договоримся позже. Миссис Стерк дала мне расписку. Ваш всепокорный, нижайший слуга

Пол Дейнджерфилд.

Медный Замок, Чейплизод, 2 октября 1767».

Тут бедная маленькая миссис Стерк принялась благодарить как одержимая. Однако Дейнджерфилд мягко тронул ее за рукав и с легким поклоном настоятельно проговорил:

— Прошу вас, не нужно слов, дорогая мадам. Просто черкните строчку, — Дейнджерфилд указал на листок бумаги на столе, — пишите: сего дня мистер Дейнджерфилд предоставил мне ссуду в пятьдесят гиней для моего мужа, доктора Барнабаса Стерка. Теперь, пожалуйста, распишитесь и добавьте дату. Очень хорошо!

— Боюсь, получилось неразборчиво. У меня слегка дрожат пальцы, — извиняющимся тоном сказала миссис Стерк, смущенно хихикнула и впервые чуть не расплакалась.

— Все в порядке, — вежливо заверил ее Дейнджерфилд. Затем он сопроводил даму, крепко сжимавшую в руке письмо и столбик монет, через садик; у калитки произнес: «Поистине прекрасное утро» и «Благослови вас Бог, мадам» — и с обычной своей странноватой улыбкой выпустил гостью на дорогу. И миссис Стерк пошла прочь, не чуя под собой ног, а Дейнджерфилд, очень прямо неся свою седую голову и сверкая очками сквозь заросли сирени и золотого дождя, довольный собой, отправился обратно.

Миссис Стерк приходилось сдерживать себя, чтобы не перейти на бег; она стремительно шла по дороге и все удивлялась, что дело уладилось так быстро — а ведь оно казалось ей чудовищно значительным и сложным. Дейнджерфилд не торопил ее и не торопился сам, и, однако же, через пять минут она получила желаемое и покинула его дом.

Прошло немногим более четверти часа, и доктор Стерк, при полном параде, спустился с крыльца и двинулся по улице мимо артиллерийских казарм; оставив позади свою павшую под натиском врага крепость, он шагал с развернутыми знаменами и барабанным боем, а за щекой держал пилюлю. В маленькой комнате «Феникса», где Наттер в то утро принимал арендную плату, доктор выложил деньги перед ним на стол; с лица доктора не сходила улыбка ненависти и торжества, а в громком звоне отсчитываемых монет звучали, чудилось, отголоски проклятий. Лицо маленького Наттера потемнело от разочарования; на яростный взгляд врага он ответил с не меньшей твердостью и злобой. Сквозь звон монет доносился вызывающий голос Стерка, который отсчитывал золотые, и больше не было сказано ни слова.

Наттер через стол швырнул Стерку расписку и смахнул золото в ящик.

— Том, — обратился Наттер к бейлифу суровым низким голосом, — иди и проследи, чтобы служащие не покинули дом, пока не будут уплачены сборы.

И Стерк, направившись к двери, рассмеялся через плечо — приятно и мелодично, надо полагать.

Когда он ушел, Наттер встал и повернулся к пустому камину. Мне случалось видеть, как в самых простых лицах вдруг проглядывала чистейшая одухотворенность, а иной раз — адская злоба; и то и другое придавало невзрачным чертам внушающее трепет величие. Каждая складка смуглого, словно бы вырезанного из дерева лица Наттера озарилась поразительным светом ненависти и разочарования, и столь сильны они были, что в них чудилось нечто возвышенное.