Страна клыков и когтей - Джон Маркс Страница 7

— Слушай, — начала вдруг Клемми. — Ты веришь… ну, в байки, которые рассказывают про место, куда мы едем?

Я и так сидела как на иголках, и вопрос едва не вывел меня из себя.

— О чем ты, скажи на милость?

— Выходит, нет.

Она словно знала о моем задании. Она знала, что оно имеет отношение к парку аттракционов, знала, что оно связано с расхожими стереотипами о Трансильвании. Но оставался еще один крошечный шаг, и его она пока не сделала. А пока не сделала она, не сделаю и я.

— Один мой друг называет место, где я работаю, Страной Клыков, — сказала я.

— Бр-р-р.

— Вот именно. Граждане этой страны, мягко говоря, не самые приятные люди. Они безумны. Амбициозны. Они орут друг на друга. Они критикуют и порицают. В лучшем случае поднимаются до рудиментарной порядочности. Но, насколько мне известно, никто из них реальную кровь не сосет.

— Ты уверена?

— Не совсем. Но опять же, я в такое не верю.

— Об этом я и спрашивала.

— То есть ты сама веришь? Веришь в вампиров?

Она задумалась над моим вопросом, словно он прозвучал осуждением (чем, по сути, и являлся).

— Моя проблема в том, что я не могу исключить факт их существования.

Мне уже приходило в голову, что ее, возможно, послал кто-то из членов синдиката, противящегося строительству парка. Но это слишком уж смахивало на выдумки Стимсона Биверса, и я решила не опускаться до теорий заговора. Солнце садилось.

— Катализатор перемен, — сменила я тему. — Любопытное выражение. А что, собственно, оно означает?

Клемми вздохнула.

— Точно? Не знаю. Кого-то или что-то, что проникает в реальность и меняет ее. Переиначивает саму ее основу. Термин и меня тоже всегда немного смущал. Но Джефф верил в него — всем сердцем. Катализатор перемен, агент перемен. Для мужа это звучало героически, словно из Джеймса Бонда.

— Думаю, вампир был бы своего рода катализатором перемен. Верно?

— Да, — улыбнулась она. — Только из команды противника.

— Так объясни, что плохого в слове миссионер?

— Дурные ассоциации. Белые ставят частоколы в джунглях и распевают «Все ближе Ты ко мне, Господь» утром, днем и вечером. Насильственное обращение чернокожих. Никому это не нужно, и уж тем более тем, кто отдал этому жизни. Мы хотим, чтобы Иисус приходил к людям в их собственной культуре, на их собственных, понятных ими условиях, а не на наших.

Ответ прозвучал убедительно, но я начала уставать. И она, наверное, тоже. Она притихла. Ветер принес тучи. По капоту застучали капли.

— Ты не против, если я закурю? — спросила Клемми.

Разве тело не храм Господень? Я махнула рукой, показывая, что не против. Поспешно вытащив из кармана рюкзака пачку, она закурила и поймала мой косой взгляд.

— В Святом писании про это ничего не сказано, уж поверь мне. Хочешь?

Я виновато улыбнулась. Я уже много лет не курила. Роберт считал, что благовоспитанной девушке курить не пристало. Но я не буду его целовать по меньшей мере неделю, а к тому времени запах дыма выветрится.

Прикурив еще сигарету, Клемми протянула ее мне.

— Мы сажали церкви.

— Что вы сажали?

— В предгорьях Гималаев к северу от Шринагара в Кашмире. Мы пытались привести мусульман к вере через понимание Христа. Нет, христиане нам были не нужны. Нам нужны были последователи Иисуса. Мусульманские последователи Иисуса. И все равно ничего путного не вышло.

Она снова прикрыла рукой глаза. Сигарета была поразительно хороша на вкус.

— Мой муж… — Клемми глубоко затянулась. — Он сломался. — На лице у меня, наверное, читалось недоумение. — Я про веру. Он избавился от иллюзий, так он мне заявил. Он от меня ушел.

Сосредоточившись на сигарете, я пропустила ее последнее замечание мимо ушей. Но прошло несколько секунд, и до меня дошел смысл ее слов.

— О боже. Твой муж тебя бросил? В Кашмире? Это ужасно. Когда?

— Год назад. Нет. Уже два.

Мне вспомнилось ее сочувствие, когда мы говорили про теракт 11 сентября, и я почувствовала себя мошенницей, ведь считала, будто со мной случилось что-то дурное.

— Мне так жаль, Клемми.

Она смотрела в пустоту перед собой. Казалось, ей нечего было добавить.

— Этим ты сейчас занимаешься тут, в Румынии? Сажаешь церкви?

Шмыгнув носом, она подняла на меня нежно-голубые глаза.

— Нет. Это не мой дар. Мне удобнее работать в одиночестве.

Я не стала вдаваться в подробности, опасаясь какой-нибудь проповеди. На один склон долины падал дождь. Над другим прореху между горами заполняло затуманенное красное солнце. Его диск подернулся золотом. Вспыхивали и мерцали капли на капоте. Клемми высунулась из окна.

— Ха, а там ведь что-то происходит!

Мы вышли из машины — какое облегчение. С неба сеялась морось, но я была рада даже помокнуть. Один водитель заметил, что мы курим, и подошел стрельнуть сигаретку. Порывшись в рюкзаке, Клемми не без труда отыскала новую пачку.

— Что там? — спросила я.

Она повторила вопрос водителю по-французски. Тот пожал плечами. Он, кажется, не знал французского. Мы ждали. Мы застряли на плато, но по обе стороны громоздились скалы, и под взрезающими небо вершинами темнели чешуей еловые леса. На одной, к западу от нас, я увидела крест, черный на фоне солнца. Я указала на него Клемми. Выдув струйку дыма, она кивнула.

— Раньше эти горы служили крепостью, — сказала она. — Они охраняли страну от ислама.

Опустив сигарету, она вдруг напряженно всмотрелась куда-то вперед.

— Слушай.

Впереди раздавался шум, топот множества ног. Выбросив окурок, Клемми вышла на середину дороги, чтобы получше разглядеть происходящее. В нескольких ярдах впереди, занимая все шоссе, двигалась пешая процессия. Клемми склонила голову и сложила руки перед грудью. Застыла как вкопанная.

Во главе процессии шагал священник в светло-буром балахоне. Голова у него была тоже склонена, и он произносил нараспев слова на языке, которого я не поняла. Они почти терялись за другими звуками — цокотом копыт и тяжелым стуком колес по растрескавшемуся асфальту. Процессия надвигалась прямо на нас. Клемми все молилась. Губы у нее не шевелились. Слов я не слышала.

Какими чужими мы выглядели здесь: я — в темном деловом костюме и она — в наглаженной розовой рубашке. Как мы не к месту, не ко времени… Но у Клемми была хотя бы какая-то связь с происходящим. Вера связывала ее с другими людьми, которые крестились, когда приближались лошади. Мне тоже следовало бы. Мне следовало склонить голову, как и она. Но я нарушила собственное непреложное правило во всех путешествиях: когда не знаешь, как поступить в чужой стране, подражай местным.