Поезд следует в ад - Виктория Борисова Страница 7

«…Император Деций — страшный гонитель христиан, очень хороший полководец и смелый человек — выступил против готов, которые пересекли Дунай и вторглись на территорию Византии. Великолепная римская пехота, хорошо обученная и прекрасно вооруженная, столкнулась с готами в 251 году. Казалось бы, исход этой битвы был предрешен заранее, но, к удивлению современников, римская армия была полностью разбита. Умело маневрируя, готы завели ее в болото, где римляне увязли но щиколотки. Легионеры лишились маневренности, готы кололи их своими длинными копьями, не давая вступить в бой. Погиб и сам император Деций».

Привычная обстановка будто отступила куда-то, и Сергей Николаевич ярко, будто воочию увидел римских легионеров в сверкающих шлемах, вооруженных короткими мечами, более удобными в ближнем бою, и готов, одетых в звериные шкуры, с длинными копьями в руках. Все-таки молодцы они были, ей-богу молодцы! Утерли нос надменной империи.

Несмотря на возраст, опыт и весьма непростую жизнь Сергей Николаевич сохранил в характере что-то мальчишеское. Вот так же он читал когда-то Фенимора Купера и всей душой сопереживал индейцам.

«Готы стали хозяевами устья Дуная (где поселились визиготы) и современной Трансильвании (где поселились гепиды). Восточнее, между Доном и Днестром, воцарились остготы. Их царь Германарих, очень воинственный и храбрый человек, подчинил себе всю Восточную Европу: земли мордвы и мери, верховья Волги, почти все Поднепровье, степи до Крыма и сам Крым».

Так что вполне возможно, они и наши предки. Ребенок имеет отца и мать, а каждый народ, как правило, несколько прародителей.

Время уже перевалило за полночь, дождь по-прежнему стучал в окно, а под руками Сергея Николаевича шуршали отпечатанные на машинке страницы..

«Могучее государство готов погибло, как это часто бывает, из-за измены подданных и жестокости правителя. Германариха покинул один из вождей подвластноого готам племени росомонов. Страшен был в своей ярости старый король. Он приказал разорвать дикими конями жену вождя, Сунильду. „Так страшно убить нашу сестру!“ — возмутились братья погибшей, Сар и Амий. И вот однажды на королевском приеме подошли к Германариху и, выхватив из-под одежды мечи пронзили его. Не убили — стража успела заколоть их раньше. Однако Германарих от ран не оправился, все время болел и бразды правления потерял».

Руки вдруг предательски задрожали, а голову сжало болью. Какие там к черту готы! Полковник Копейко начальник спецколонии на Соловках, любил по пьянке вот так развлекаться — показательно наказывать заключенных. «Здесь вам власть не со-овецкая, здесь власть со-ло-вецкая!» И запрягают лошадь в пустые оглобли, к оглоблям привязывают ноги виновного, на лошадь садится охранник и гонит ее по лесной вырубке, пока стоны и крики сзади кончатся. Так погиб старик Передреев — бухгалтер из Новгорода. Сергей Николаевич и сейчас содрогнулся, вспомнив, как того вели к вахте по «расстрельной» дороге на глазах у других заключенных — застывшее лицо, блекло-голубые, будто вылинявшие глаза… И завязочки от кальсон мотались над костистыми, желтоватыми босыми ступнями. А потом тонкий, пронзительный заячий крик — это уже когда ноги к оглоблям привязывали.

Нет, не ко времени сейчас это все вспоминать. Надо отвлечься на что-нибудь. Сергей Николаевич потрогал чайник — так и есть, остыл. Он медленно, тяжело поднялся, прошел в кухню, осторожно протиснулся между столом и плитой крупным, широким телом, чиркнув спичкой, зажег газ и поставил чайник на конфорку. Пальцы все еще предательски дрожали, но веселое голубоватое пламя почему-то успокоило его. Он закурил у приоткрытого окна, с наслаждением вдыхая табачный дым и холодный, влажный воздух с улицы. А дождь все стучал в стекло, и тяжелые капли оставляли мокрые следы на газете, что лежала на подоконнике.

Убрать надо — подумалось, — а то размокнет совсем. А что это за газета и как она сюда попала? Сергей Николаевич недоуменно повертел в руках толстый, аккуратно сложенный сверток. «Из рук в руки», газета частных объявлений. Наверное, соседка Марина оставила, когда приносила продукты в прошлый раз. С некоторых пор ему стало тяжело ходить по магазинам, но Марина — высоченная худющая девица с волосами, выкрашенными во все цвета радуги, — охотно выручала его. Если, конечно, не загуливала где-нибудь на несколько дней.

И то сказать — когда же и погулять, если не в молодости? Тоже ведь девочке нелегко — мама-пенсионерка, да еще старший брат пропал без вести в прошлом году. Надо ли было полвека мирной жизни, чтобы люди опять, как в войну, пропадали? Но ничего, держится девчонка, учится в институте, где-то подрабатывает, да еще и время находит среди своих дел и молодых развлечений помочь старику. Вот и сегодня — влетела в квартиру запыхавшаяся, грохнула на пол пакет и унеслась. Сказала, что уезжает на дачу с друзьями, и теперь по меньшей мере неделю от нее не будет ни слуху ни духу.

Не забыть бы ей отдать газету, когда придет в следующий раз.

А пока Сергей Николаевич с любопытством перелистывал шуршащие страницы. Газет он обычно не читал, его интересовало далекое прошлое человечества, а потому экскурсия в день сегодняшний представлялась, как ребенку — поход в зоопарк или планетарий.

Объявления были в основном скучные, что-нибудь вроде: «Продается раскладной диван-книжка, синий велюр, 6. у. в хорошем состоянии» или «Молодая семья москвичей без детей и домашних животных снимет однокомнатную квартиру на длительный срок. Чистоту и порядок гарантируем». А, вот забавное: «Иностранной компании срочно требуется прораб на стройку с опытом работы по специальности 8 — 10 лет и хорошим знанием французского языка». Долго же они будут искать такого! Нормальный прораб через пять лет русский-то язык забывает. Во всяком случае, затрудняется употреблять без матерных связок.

Некоторые объявления почему-то были обведены рамочкой. Содержание-то самое обычное — «продаются холодильные шкафы, витрины, прилавки», «услуги элитной свахи» или «шубы норковые из Греции по ценам производителя», а вот вокруг почему-то рамочка. Раньше так печатали только некрологи в «Вечерней Москве». Сергей Николаевич вспомнил почему-то, как в июне шестьдесят второго прочел вот так случайно о смерти полковника Мылгина, начальника лагпункта в Усть-Ижме. Это он как-то в тридцатиградусный мороз за невыполнение нормы оставил бригаду лесорубов ночевать в лесу, на снегу — и все замерзли. Это у него за зиму половина заключенных вымирала от пеллагры… Как только не называли эту загадочную болезнь! «Пеллагра», «безбелковый отек», «алиментарная дистрофия», а проще говоря — голод. Зубы выпадают, тело покрывается нарывами, потом несчастный теряет и последние остатки человеческого достоинства, что еще остаются у заключенного, роется в мусорных кучах, дерется с такими же доходягами за зловонные отбросы. А в свидетельстве о смерти напишут потом — «пневмония» или «сердечная недостаточность».

Вымрут зэка — не беда, новых пришлют. Зато мылгинский лагпункт всегда был в числе передовых и план выполнял на 120 процентов, а уж какими средствами — разве это кого волнует? «Выходи без последнего!» (И правда, иногда последнего — стреляли.) «Шпал не хватит — вас положу!» (И положил бы, только не годятся доходяги.) Странно было читать о нем: «после тяжелой и продолжительной болезни…» И руки тряслись от волнения, газетный лист тоже дрожал, буквы путались. Да разве может быть такое — Мылгин сдох «после тяжелой и продолжительной» (от рака, наверное), а я вот — живу, и на воле!