Танец смерти - Дуглас Престон Страница 7

– Дело в том, Марго, что музей приобрел эти маски с наилучшими намерениями. Мы заплатили за них достойную сумму. Мы храним их почти полтора столетия, и они у нас в прекрасном состоянии. Кроме того, они в числе самых знаменитых экспонатов, принадлежавших некогда американским аборигенам. На них приходят смотреть тысячи людей, возможно, благодаря этим маскам у них просыпается желание стать антропологами или археологами. За прошедшие сто тридцать пять лет ни разу ни один человек из племени тано не пожаловался и не обвинил музей в незаконном приобретении масок. Не кажется ли вам несправедливым внезапное требование вернуть их обратно? Причем не когда-нибудь, а перед самой выставкой, когда к маскам привлечено особое внимание?

В кабинете, с его высокими окнами, темными деревянными панелями и картинами Одюбона [7], стало очень тихо.

– Согласна, это не слишком справедливо, – ровным голосом сказала Марго.

Широкая улыбка осветила лицо Коллопи.

– Я знал, что вы поймете.

– Однако это обстоятельство не меняет моей позиции. В комнате как будто стало холоднее.

– Прошу прощения?

Настало время для ее речи.

– Ничто в представленных вами документах не меняет фактов. Все очень просто. Начать с того, что маски – не собственность вождя. Они принадлежали всему племени Великой Кивы. Представьте себе священника, который вздумал бы продать церковные реликвии. По закону вы не имеете права продать то, что вам не принадлежит. Документы в папке не могут быть признаны законными. Более того, покупая маски, Кендалл Своуп все прекрасно понимал. Это явствует из книги, которую он написал, – «Обряды тано». Он знал, что вождь не имел права продавать их. Он знал, что маски являются священными составляющими обряда Великой Кивы и никогда не должны покидать племя. Он даже признает, что вождь был мошенником. Обо всем этом он написал в «Обрядах тано».

– Марго...

– Позвольте мне договорить, доктор Коллопи. Речь в данном случае идет и о более важных принципах. Эти маски – священные предметы для индейцев тано. Все это признают. Их нельзя перемещать, нельзя переделать. Тано верят, что каждая маска обладает живой душой. И это не пустые заявления, а искренние и глубокие религиозные убеждения.

– И это через сто тридцать пять лет? Позвольте, почему за все это время мы не слышали от них ни слова протеста?

– Тано не знали, где находятся маски, пока не прочитали о предстоящей выставке.

– Я просто не могу поверить в то, что все эти годы они оплакивали утрату масок. Они давно о них забыли. Все это слишком удобно, Марго. Маски эти стоят пять, а то и десять миллионов долларов. Их волнуют деньги, а не религия.

– Это не так. Я с ними говорила.

– Вы... говорили с ними?

– Конечно. Я ездила к ним и говорила с правителем тано, Пуэбло.

На мгновение с Коллопи слетела маска неумолимости.

– Это может вызвать серьезные юридические осложнения и весьма нежелательные последствия.

– Я просто исполнила свою обязанность: как редактор «Музееведения», я должна была проверить факты. Тано все помнят, они ничего не забыли. Как явствует из ваших же документов, этим маскам было почти семьсот лет, когда музей приобрел их в собственность. Поверьте, тано скорбят о своей потере.

– Они не смогут обеспечить надлежащий уход. Тано не располагают возможностями, которые есть у нас.

– Прежде всего, маски не следовало выкупать у племени. Это не «музейные экспонаты», это – живая часть религии тано. Вы думаете, мощам святого Петра под ватиканским собором обеспечен «надлежащий уход»? Маски принадлежат племени, какими бы ни были в тех краях климатические условия.

– Вернув маски, мы создадим опасный прецедент. К нам обратятся с требованиями все индейские племена Америки.

– Возможно. Однако этот аргумент не выдерживает критики. Возвращение масок владельцам – справедливый поступок. Вы это знаете, и я собираюсь написать об этом в своей колонке.

Она примолкла, осознав, что вышла за рамки, повысив голос.

– И это мое окончательное независимое редакторское мнение, – прибавила она уже спокойнее.