Царап-царап - Линдси Карри Страница 7

Пока мы с трудом пробирались по намокшей траве к надгробию, я мысленно похвалила себя за то, что надела ботинки. За оградой с одной стороны парка проносились машины, а с другой стороны виднелись тёмные окна исторического музея Чикаго. Было так странно видеть могилу прямо посреди города. Как в старой игре из «Улицы Сезам» – «Что здесь лишнее?» Я была совершенно уверена, что даже двухлетний ребёнок мог бы догадаться.

Папа знаком попросил всех собраться вокруг него. Я держалась позади и слышала его, но при необходимости могла быстро добежать до автобуса. На этот раз я трижды проверила сиденья и туалет, чтобы на сто процентов убедиться, что внутри никого нет.

– Самое странное в этом мавзолее то, что мы не знаем, кто именно здесь похоронен! – В темноте замелькали вспышки фотокамер. Ветер донёс шелест разворачиваемой обёртки леденца от кашля. – Мы вообще о нём многого не знаем. И неудивительно, потому что никто никогда не был внутри.

Я удивлённо прищурилась. Зачем городские власти оставили мавзолей у всех на виду, если даже не знали, кто в нём похоронен? Он мог вообще оказаться пустым. И только зря занимал место.

Папа заметил моё удивлённое лицо.

– У тебя какие-то вопросы, Клэр?

Я вообще не хотела ехать на эту экскурсию, но теперь уже не могла оставаться в стороне. Это становилось всё сложнее. Наверное, если вы привыкли смотреть на вещи как учёный, вопросы без ответа не ваши лучшие друзья.

Я пожала плечами и махнула рукой в сторону приземистого строения.

– Не понимаю, почему они не перенесли или не снесли его, если он всё равно пустой. – Я огляделась по сторонам, представив, насколько лучше был бы вид без этого мавзолея, напоминающего людям о смерти. – Они ведь убрали остальные могилы.

Даже в темноте я увидела на папином лице улыбку.

– Хороший вопрос! И хотя я не могу ответить на него со стопроцентной уверенностью, полагаю, они решили оставить мавзолей, потому что это часть истории. Возможно, людям он не нравится, но он символизирует эпоху больших перемен для Чикаго.

Ладно. Меня это вполне устроило. Я могла даже согласиться, хотя никогда бы в этом не призналась. Однажды папа сказал, что обожает изучать исторические события и писать о них, потому что иногда со временем о них забывают или начинают их искажать. Например, как пожар в театре «Ирокез». Я всю жизнь прожила в Чикаго и никогда о нём не слышала! И это печально, потому что тогда погибло много людей.

Я посмотрела на папу и заметила в его глазах знакомый блеск. Я называла его «призрачным блеском». Он всегда появлялся, когда папа говорил о чём-то зловещем. Я разочарованно вздохнула, догадываясь, что будет дальше. Папа не станет нормально отвечать на мой вопрос. Нет, он обязательно заговорит о призраках.

– И если этого недостаточно, чтобы оставить мавзолей в покое, – продолжал папа, – то, если они вдруг решат его убрать, у них могут возникнуть кое-какие проблемы.

– Проблемы? – переспросила женщина в мантии. – Потребуется разрешение или что-то в этом роде?

– Нет. Беспокойные духи, – мрачно ответил папа. – Нельзя разрушать места вечного упокоения без последствий, порой даже самых страшных.

– Рассерженные духи, – прошептала женщина в мантии.

– Совершенно верно. – Папа опустился на корточки и провёл рукой по траве. – По Линкольн-парку и без того бродит множество беспокойных душ, поскольку это место было когда-то огромным кладбищем.

Как только он произнёс слово «кладбище», сразу поднялся ветер. Он взъерошил мои волосы, и по моей голой шее побежали мурашки. Я сделала глубокий вдох и напомнила себе, что это не имеет никакого отношения к папиным словам. Здесь не было никаких «беспокойных душ»: всего лишь старое заброшенное строение, которое вполне можно превратить в садовый сарай. Просто папа делал то, что любил делать больше всего на свете: пугать людей.

Я вспомнила, как было раньше. До того, как папа стал водить автобус с надписью «Призраки Чикаго» и рассказывать пассажирам свои истории о привидениях, он рассказывал их Сэму и мне. Иногда эти истории были такими страшными, что я часами не могла заснуть. Теперь, когда мне было уже двенадцать лет, я думала, что это давно в прошлом. Я думала, что стала смелой. Но я ошибалась.