Красная луна - Бенджамин Перси Страница 66

И вдруг ручка рвет бумагу, а Клэр рывком поднимает голову. Профессор только что громко сказал: «Балор».

Она прослушала, о чем шел разговор, но сейчас Репробус рассказывает о «меняющих кожу» — так называли ликанов-индейцев, которые в девятнадцатом веке отказались признавать оккупацию Соединенных Штатов. Газеты помогали восставшим сеять ужас. Нападения на форты и поселения; тысячи убитых и покусанных; показательные казни солдат и мирных жителей; одеяла, сшитые из скальпов; юная девушка, чей полуобглоданный труп подвесили на дереве на крюке для коровьих туш.

— В каком-то смысле с тех времен мало что изменилось. Тактику Джеронимо широко использовали революционеры шестидесятых годов, например Говард Форрестер. Ею же пользуются и современные борцы за свободу, например Балор.

Говард Форрестер. Ее отец. Ручка Клэр с шумом падает на пол, профессор снова поднимает на нее глаза и несколько мгновений не сводит с девушки внимательного взгляда. Она прикрывает рот рукой и изображает зевок. Как глупо. Знала ведь об участии отца в Сопротивлении, но так дико слышать его имя на лекции по истории. Впредь нужно вести себя осторожнее. Видимо, сказывается почти бессонная ночь. Репробус все еще смотрит на нее с открытым ртом, будто собираясь что-то сказать.

Но его отвлекает поднявший руку студент на первой парте.

— Да, в чем дело?

Парнишка в строгой полосатой рубашке и с аккуратным пробором в светлых волосах уточняет:

— Профессор, вы назвали Балора борцом за свободу?

— А по-вашему, следует именовать его «так называемым борцом за свободу»? — Репробус задумчиво дергает себя за бороду.

— Я знаю, что вы участвовали в Сопротивлении во время… — продолжает парнишка с первой парты.

— Моя персональная история, — перебивает Репробус, досадливо взмахивая рукой, — которая не входит в список моих академических заслуг, не имеет абсолютно никакого отношения к нашей сегодняшней лекции.

И он продолжает рассказывать дальше как ни в чем не бывало. Въедливый блондинчик снова поднимает было руку, но через пару минут сдается и успокаивается.

У Клэр болит голова, ей трудно сосредоточиться. Она не сводит глаз с часов над пожарным выходом справа от кафедры. Наконец длинная стрелка приближается к двенадцати, профессор заканчивает лекцию, и студенты с шумом поднимаются с мест, застегивают сумки, принимаются отправлять эсэмэски. Подождав, пока все разойдутся, Клэр спускается вниз. Репробус как раз складывает в кожаный портфель стопку бумаг. Девушка никогда раньше не видела его вблизи. Оказывается, они одного роста.

— Ах да, мисс Робинсон. Похоже, я вас смутил сегодня? — (Клэр пожимает плечами, стараясь казаться спокойной.) — Вы, кажется, были удивлены?

Что, интересно, он имеет в виду? Ее опоздание? Или упоминание на лекции имени ее отца?

Профессор улыбается. Зубы у него пожелтели от кофе или, может быть, от трубочного табака. Табаком от него пахнет за версту. На спинке стула висит замшевый пиджак с бахромой на рукавах. Седая древность, сейчас такие не носят. Репробус с трудом надевает его и вешает на плечо сумку-портфель на ремне.

— Надеюсь, теперь вы не будете опаздывать?

Клэр кивает.

— Вот и хорошо. Вы ведь не хотите пропустить некоторые важные моменты своей истории, правда?

Джереми Сейбер не знает, сколько времени прошло с момента ареста. В крошечной камере четырнадцать на четырнадцать футов нет ни календаря, ни часов, ни окна. Поэтому трудно понять, сколько пролетело часов, дней, недель или даже месяцев. Все слилось в бесконечную муть, которая лишь изредка прерывается холодным душем, а также тарелкой липкой овсяной каши или курицы с рисом и серой подливкой. Он не может трансформироваться, и в голове стоит туман — значит, в еду подмешивают большую дозу люпекса. Джереми пытался отказаться от пищи, но голод оказался сильнее. Свет никогда не выключается, постоянно играет громкая музыка, поэтому ни спать, ни думать он не может. В камере только металлическая кровать, прикрепленная к стене, и металлический же унитаз в углу. Раковины нет, а крышка на бачке намертво прикручена болтами. Уже не раз, когда становилось совсем невмоготу от голода и жажды и требовалось чем-то заполнить зияющую пустоту в животе, Сейбер пил воду прямо из унитаза.

Мысли его похожи на клочки ваты. Невозможно ни на чем сконцентрироваться. Иногда он говорит сам с собой. В мозгу одна за другой проплывают картины. Вот его дочь бросает камешки в блестящую реку. Протягивает ему одуванчик. Размазывает по подбородку красный соус для спагетти. Вот он отдергивает занавеску в душе, а там стоит обнаженная жена, она оборачивается через плечо и улыбается. Мириам со светлячками в волосах. Вот она работает в саду и измазанной в земле рукой отбрасывает с лица непослушную прядь. А вот она же свернулась на кровати в клубочек, и выражение лица у нее холодное и отстраненное.

Джереми почти не помнит, как его поймали. Все произошло на явке в Сэнди. Там у них ферма вдалеке от дороги. Десять акров, покрытых дубами, елями и ежевикой; забор из колючей проволоки; полуразвалившиеся хозяйственные постройки; заросшие сорняками поля с люцерной. С момента взрыва в Портленде минуло два дня. В убежище находилось шестнадцать человек, они почти ничего не делали: только читали новости в Интернете, смотрели по телевизору репортажи о теракте и пили виски из бумажных стаканчиков — чтили память Томаса, который мужественно пожертвовал собой, сев за руль фургона. В ту ночь в дозоре стоял великан Магог. Но он не подал сигнал, когда агенты ФБР пробрались через заросли травы, окружили дом и одновременно вломились через черный и парадный входы. Джереми повалили на пол, связали и вкололи ему транквилизатор. Он спросонья не успел трансформироваться.

А очнулся уже в камере. Он не знает, была ли в ту ночь перестрелка, кто из соратников убит или захвачен в плен. Он многого не знает. Например, где именно его держат. И кто его поймал. И почему до сих пор не было ни одного допроса. И в курсе ли пресса. А если в курсе, то в каком именно свете его выставили.

Но сейчас все эти вопросы не имеют значения. Джереми постарался полностью очистить разум. Последние несколько часов из колонок раз за разом доносится одна и та же песня Бритни Спирс. Сейбер нашел несколько способов отключиться от шума и яркого света, ведь безумие уже маячит на горизонте. Можно мысленно перечислять буквы алфавита, в обычном порядке и задом наперед. Можно составлять узоры из щербинок на бетонной стене. Можно представить себе лесную тропинку и узловатую сосну. Вот он тянет за ветку, как за рычаг, и в стволе распахивается дверь, уходит в темноту винтовая лестница. Внизу комната с земляными стенами, в центре ее — бассейн с сияющими рыбками. Джереми снимает одежду и ныряет в прохладную воду.

Именно там он сейчас и находится — в потайном подземном пруду. И в то же самое время сидит, согнувшись, на койке и прижимает ладони к ушам. Внезапно Джереми понимает: музыка стихла. Лесная фантазия тает. Когда же это случилось? Пять минут или пять секунд назад? Он убирает руки от ушей и вслушивается. Воздух звенит, как после выстрела.