Проклятый дар - Татьяна Корсакова Страница 66

– Так поможешь?! – требовательно и нетерпеливо повторила она.

– Вам?

– Мне, Алене своей, себе. Одной мне не справиться, слабая я уже, почти мертвая.

– Помогу. – Ему бы подумать хорошенько, прежде чем лезть в пекло, выяснить, что конкретно от него потребуется, а он взял и согласился без расспросов. Дурак… – Что мне нужно сделать?

– Тут церковь есть недалеко. – Старуха словно и не слышала его вопроса, разговаривала будто сама с собой. – Она колокольный звон не любит, плохо ей от него. А колокола сейчас часто звонят, я знаю. Это хорошо…

– Бабушка, так делать-то что? – совсем невежливо перебил Матвей, натягивая джинсы.

– Нетерпеливый, – вздохнула она, и ворон неодобрительно заклекотал. – Я сама такой была… когда-то. Под церковным крыльцом – узелок с солью. Забери его.

– Хорошо, заберу. – Он согласно кивнул, сунул руки в рукава водолазки. – Дальше что?

– Морочь попробует с ней сторговаться, с Аленой твоей. Я знаю. – Все-то она знает! Все-то понимает! Только вот говорит загадками… – А если не получится, то убьет.

– Убьет?.. – В желудке вдруг ожил и зашевелился клубок змей, холодный, скользкий, опасный.

– Утопит. Тот другой, теневой, не поможет. И я не смогу, нет у меня больше сил, чтобы с ней биться.

– А я?

– А ты поможешь, если поспешишь. Я расскажу, что делать нужно. – Старуха приблизилась, обдавая Матвея терпким запахом багульника, зашептала на ухо.

Он слушал внимательно, стараясь не забыть ничего из сказанного, загоняя предательский страх в самые дальние закоулки души, и, лишь когда гостья замолчала, отважился спросить:

– Как же я найду дорогу?

– Найдешь. – Она долго всматривалась в его лицо своими незрячими глазами, а потом вдруг велела: – Просыпайся!

Просыпайся! Матвей дернулся, сел, замотал головой, стряхивая дремотное оцепенение. Приснится же такое!..

В сарай вползал сизый рассветный туман, холодил босые ноги, прогонял остатки недавнего кошмара. Только вот кошмара ли? Матвей огляделся в поисках Алены. Никого! Неужто и в самом деле ушла? А ночью что было – прощальная гастроль?

В кармане джинсов – оказывается, во сне он успел одеться – Матвей нашарил пачку сигарет, вышел из сарая, закурил. В душе еще теплилась надежда, что Алена просто замерзла и ушла спать в дом, но надежда эта была еще более призрачной, чем привидевшаяся ему ночью старуха.

Старуха! А вдруг она не просто так ему снилась? Он же теперь вроде как особенный, может, у него теперь и сны особенные? Что она там говорила про церковь?..

Над головой вдруг послышался странный шум, и на плечо камнем упала крупная черная птица. Упала, впилась когтями, раздирая водолазку и кожу, заклекотала что-то злое и нетерпеливое. Твою ж мать… Вот тебе и провожатый!..

…Он шел по узкой, петляющей среди чахлых елей тропинке. Ворон кружил над головой, ненадолго улетал вперед, возвращался, по-хозяйски устраивался на уже порядком истерзанном плече, показывал дорогу.

Церквушка была маленькой, приземистой, с виду старой, но ухоженной, свежепобеленной, обнесенной аккуратным деревянным забором.

– Под крыльцом… – пробормотал себе под нос Матвей, присаживаясь на корточки перед крыльцом в три ступеньки. Интересно, это старое крыльцо или уже новое? Потому что если новое, то всей затее конец.

Ворон спрыгнул с плеча, прошелся туда-сюда по самой нижней ступеньке, ткнул клювом, выбивая звонкое эхо, громко каркнул.

– Будем вандализмом заниматься? – буркнул Матвей и вытащил из-за пояса прихваченный из сарая лом…

…Рука нашарила под крыльцом жестяную коробку. Узелок с солью лежал внутри, целый и невредимый, лишь немного потемневший от времени. Не обманула старуха.

– Куда теперь? – спросил Матвей расхаживающего поблизости ворона.

Вместо ответа тот взмыл в небо, в нетерпении закружился над головой.

…Болото было странное, вот с одного только взгляда видно, что странное, точно колпаком, укрытое серым непроглядным туманом, совсем не таким безобидным, что был в деревне и вокруг церкви. Казалось, протяни руку и коснешься его живого упругого бока. Вот только руку протягивать не хотелось, и с головой нырять в это мертвое царство тоже не хотелось. Если только ради Алены… Ради Алены он уже через многое прошел. И ради нее, и вместе с ней. И дороги обратно нет, потому что она там сейчас один на один с Морочью, с этой непостижимой и вечно голодной тварью…

– Ты точно дорогу знаешь? – спросил он у ворона.

Ворон громко каркнул, больно впился в плечо, но сейчас этой боли Матвей был даже рад, как доказательству реальности происходящего.

…Туман был живым, теперь, оказавшись в его ненасытном брюхе, Матвей знал это наверняка, шкурой чувствовал чужой, пристальный и недобрый взгляд. Ворон больше не взлетал, сидел на плече, вертел головой, вместе с Матвеем всматриваясь в непроглядную серость, даже каркать перестал. А болото вокруг клокотало, булькало, исходило зловонными газами, пугало и выталкивало прочь незваного гостя. Раньше, еще пару недель назад, он ни за что бы не позволил втянуть себя в такую вот авантюру, но теперь уже что?! Обратной дороги нет. Сказать по правде, вообще никакой дороги нет. И надежда найти в тумане Алену со Ставром тает на глазах. Поорать, что ли?..

Он бы и заорал, даже несмотря на предупредительно впившиеся в кожу вороновы когти. Потому что по-другому, похоже, никак, а время уходит. Но не успел. Рыхлое брюхо тумана вдруг всколыхнулось, задрожало мелкой дрожью и вспучилось от отчаянного женского крика.

Алена!..

Матвей бежал, совершенно не глядя под ноги, не обращая внимания на клекот ворона, грудью вспарывая туман, раздирая его в клочья, отмахиваясь от нетерпеливо вгрызающегося в мозг шепота:

– Не вмешивайся, человечек! Не смей мне мешать!

Слева вдруг что-то вспучилось, зашипело, потянулось к Матвею не то руками, не то щупальцами. Не глядя и не замедляя бега, он швырнул горсть соли, удовлетворенно кивнул, услышав истошный, на границе восприятия визг. Работает бабкина заначка!

В круговерти туманных образов, почти невидимых, но смертельно опасных, Матвей не сразу увидел черную водяную воронку, утаскивающую от него Алену. К мрачной, непонятно откуда взявшейся решимости присоединилась чистейшая, выкристаллизованная ярость, такая же опасная, как заговоренная соль. А может, даже еще опаснее…

Матвей поймал девушку в самый последний момент. Нашарил в черной воде, дернул вверх. Он сражался не просто с болотом, он сражался с той самой тварью, что жила в этом глухом краю с незапамятных времен, тварью, которая ни за что не хотела отпускать свою жертву, огрызалась, больно жалила свитыми из воды плетьми, хватала за ноги и продолжала уговаривать…

– Не вмешивайся… моя… попроси что хочешь, а ее оставь…