Лотерея - Ширли Джексон Страница 65

— Где сегодня обедаем?

— Придется здесь в буфете, — ответил другой голос. — Старый дурень отпустил меня лишь на полчаса.

Она подумала, что задерживает их, занимая место у раковины, и поспешила вытереть лицо, а после отошла назад, заглянула в настенное зеркало — и внезапно с ужасом поняла, что не знает, которое из отраженных лиц принадлежит ей!

В зеркале она видела группу женщин, смотревших в ее сторону или мимо нее; и ни одно из этих лиц не было ей знакомо, никто из них не улыбнулся и не подал виду, что ее узнает. «Уж мое-то лицо должно бы знать само себя», — подумала она, чувствуя, что задыхается. Вот розовощекая блондинка со скошенным подбородком; вот заостренное лицо под красной шляпкой с вуалью; вот бледное встревоженное лицо и зачесанные назад каштановые волосы; вот румяная квадратная физиономия с квадратной стрижкой ей под стать. Кроме них, еще два-три лица мелькают в зеркале, перемещаясь туда-сюда или разглядывая самих себя. Быть может, это и не зеркало вовсе, а окно в соседнюю комнату, и она видит происходящее там? Но рядом с ней стояли и причесывались реальные женщины — значит, их группа расположена по эту сторону, а там всего лишь отражение. «Надеюсь, я не та блондинка», — подумала она и приложила руку к щеке.

Судя по зеркальному жесту, вот она — бледная и встревоженная, со стянутыми на затылке волосами. Раздосадованная этим открытием, она попятилась от зеркала. Это несправедливо: почему у нее такое бескровное лицо? Там были и другие, вполне симпатичные лица, так почему ни одно из них не досталось ей? Наверно, ей просто не хватило времени, ей не дали подумать как следует и выбрать себе лицо покрасивее — даже блондинка и та выглядела лучше.

Она села в одно из плетеных кресел, досадуя: «Какая подлость!» Подняла руку и потрогала свою прическу — после сна волосы несколько растрепались, но они определенно были стянуты на затылке и прихвачены широкой заколкой. Прямо как у школьницы, вот только — вспомнилось бледное лицо в зеркале, — вот только возраст уже давно не школьный. Не без труда она сняла заколку, чтобы ее рассмотреть. Волосы рассыпались, мягко прилегая к щекам и доставая до плеч. Заколка была серебряной, с выгравированным именем Клара.

— Клара, — прочла она вслух. — Клара?!

Две женщины на выходе из комнаты вопросительно улыбнулись ей через плечо. Другие, приведя в порядок макияж и прически, оживленно болтали между собой, также двигаясь к двери. В считаные секунды все они исчезли, словно стайка птиц, сорвавшаяся с дерева. Оставшись в одиночестве, она бросила заколку в металлическую урну рядом с креслом, и та гулко звякнула при ударе о дно. Затем она расправила волосы на плечах, открыла сумочку и стала выкладывать себе на колени ее содержимое. Носовой платок — простенький, белый, без инициалов. Пудреница — квадратная, коричневая, из пластика «под черепаховый панцирь», с отделениями для пудры и для румян; пудра израсходована наполовину, а румянами явно никогда не пользовались. «Вот почему я такая бледная», — подумала она, закрывая пудреницу. Губная помада — розовая, тюбик почти пуст. Расческа, полупустая пачка сигарет, спички, кошелек с мелочью и бумажник. Кошелек был из красной искусственной кожи, с застежкой-молнией; она раскрыла его и высыпала монеты на ладонь. Пятаки, десятицентовики, центы, один четвертак — итого девяносто семь центов. С таким капиталом далеко не уедешь, рассудила она и взялась за бумажник. Внутри были купюры, но ее больше интересовали документы, каковых не обнаружилось. Пересчитала купюры — девятнадцать долларов. С этим можно уехать подальше.

Больше в сумочке ничего не было. Ни ключей — как же без них-то? — ни документов, ни записной книжки, ничего удостоверяющего личность. Сама сумочка была из светло-серого кожзаменителя. Она оглядела свой наряд: темно-серый фланелевый костюм, розовая блузка с кружевным воротником. Туфли черные, добротные, на невысоком каблуке, со шнурками — один развязался. Бежевые чулки с прорехой на правом колене и петлей, сбегающей вниз вплоть до дырки на пальце, которую она ощущала внутри туфли. На лацкане жакета — синяя пластмассовая брошь в форме буквы К. Брошь она тоже отправила в урну, и та брякнула при ударе о заколку. Осмотрела свои руки — маленькие, с короткими пальцами, ногти без лака, никаких украшений, лишь тонкое обручальное кольцо на левой.

Она мучительно размышляла, сидя в плетеном кресле в пустой дамской комнате. Для начала не мешало избавиться от рваных чулок. Радуясь отсутствию посторонних, она без спешки сняла туфли, стянула чулки и с облегчением высвободила палец из дыры. «Куда бы их спрятать?» — подумала она и решила, что корзина для использованных полотенец вполне сгодится. Поднявшись с кресла, она снова глянула в зеркало и расстроилась еще больше прежнего: серый костюм сидит мешком, ноги тощие, плечи сутулые. «Я выгляжу на пятьдесят, — подумала она с досадой, — хотя мне едва ли больше тридцати». Волосы неряшливыми прядями спадали на бледное лицо; внезапно разозлившись, она вытащила из сумочки помаду и нарисовала себе чувственный рот. Вышло не очень, но она решила, что так все же лучше, после чего открыла пудреницу и нарумянила щеки. Пятна на щеках получились неровными, а губы — чересчур яркими, но зато лицо теперь уже не казалось таким встревоженно-бледным.

Засунув чулки в корзину под влажные полотенца, она с голыми ногами вышла в коридор и направилась к лифту.

— Вниз? — спросил при виде ее лифтер.

Она молча шагнула в кабину, и лифт спустился на первый этаж. Проследовав мимо дипломированного швейцара, она вышла на улицу и остановилась на тротуаре. Люди сновали туда-сюда, она стояла и ждала. Через пару минут из толпы возник Джим и, приблизившись, взял ее за руку.

Где-то далеко отсюда остался ее пузырек с кодеином; на полу дамской комнаты семью этажами выше валялась бумажка с надписью «Удаление»; а здесь, внизу, не замечая суетливых прохожих и не чувствуя на себе их любопытные взгляды, она — распустив по плечам волосы, рука об руку с Джимом — бежала босиком по жаркому песку.