Наркоза не будет! - Александра Сашнева Страница 64

— Да. Видишь его нигде нет… — Коша пришла в высшую степень возбуждения. Она шумно дышала, металась, махала руками и бегала лихорадочно глазами.

Муся огляделась. И подтвердила сомнения.

— Да… Странно. Тут ему некуда было деться, а все-таки он куда-то пропал!

Коша снова вернулась к стене и с новой силой принялась перебирать камни. Муся наблюдала из-за спины и пыталась осознать странное явление. Она склонила голову к плечу и наматывала локон на указательный палец.

— Послушай! Кошара! — Муся оставила в покое волосы и подошла к Коше ближе. — Не надо ломать стену!

— Почему это!?

— Нет там никакого хода, — обречено сказала Муся. — У нас была галлюцинация. Бывает общая галлюцинация.

— Ты думаешь?

Коша в задумчивости опустилась в траву, сорвала листочек и с остервененим стала его грызть.

Муся села рядом и легла на спину, спрятав лицо в зарослях клевера.

— Но я точно знаю, что тут должен быть ход, — упрямо повторила Коша. — Я это прочитала в какой-то книге.

(Рита)

Следущая страница почти целиком была залита тушью. Рита некоторое время пыталась разобрать отдельные фразы, просвечивающиеместами сквозь кляксу, но потом забила на это бессмысленное занятие.

(Коша)

… увидев знак, подъезжали к селению и забирали этого ребенка с собой. Там не было генетического наследования, — закончила разговор Муся.

Солнце вспыхивало ослепительными лампочками на гребнях темных волн, которые уже третий век старательно подтачивали ограничивающий их свободу гранит. Вывезенные из Египта сфинксы равнодушно взирали, как две девушки плелись по пустынной набережной и изредка перебрасывались ленивыми фразами. Темно-фиолетовые тени, путаясь у них в ногах, неторопливо ползли по мягкому от жары белесому асфальту.

— Если у нас галлюцинация. — внезапно произнесла Коша. — Значит, мы психи. Если мы психи — нам надо лечиться. Так?

Муся вздохнула:

— Ты все об этом. Но не мог же он пройти сквозь стену. Тогда он еще больше псих, чем мы, и его нужно ловить.

— Зачем ловить? — озадачилась Коша.

— Ну можно и не ловить… — разрешила Муся. — А что будет, если все начнут ходить сквозь стены?

— Да… Ничего особенного. Привыкнут… Люди ко всему привыкают. Честно говоря, меня волнует больше, как жить дальше… У нас совсем нет денег.

Коша горестно вздохнула.

Муся опустила голову и смотрела, как тень от сандалии наползает на мелкие светлые камешки. Они горохом перекатывались под кожаными подошвами.

— Как-нибудь будем… Может, у тебя купят картины. Мне так нравятся твои последние работы… Честно говоря, даже жаль с ними расставаться. Они какие-то волшебные…

— Эх-х-х… — вздохнула Коша. — А что делать? Писателем быть проще или певцом. Один раз сочинил и продавай всю жизнь… А художник… Да уж!

— Может, я куда-то устроюсь… Тетя ищет мне место… Ищет! — грустно сказала Муся. — Может быть, на той неделе. Тогда мы уже не погуляем так. Я буду работать целыми днями.

— Тебе хоть будут платить! — махнула Коша рукой.

Так они достигли восьмой линии. Возле станции метро происходила оживленная торговая жизнь. Вобла, сигареты, пиво, газеты, фрукты. Бомжи сновали между людей собирая пустые бутылки.

— Муся! Мы должны что-то украсть! — вдруг ни с того, ни с сего объявила Коша.

Она остервенело рубанула воздух. Бабка, ковылявшая впереди, испуганно оглянулась и прибавила шагу.

— Ты о чем? — Муся с удивлением напрягла мысли.

— Ну понимаешь, мы же должны как-то жить… — Коша почесала кончик носа. — Есть, пить, одеваться и все такое… Делать мы ничего не умеем, значит нам надо просто где-то взять денег. Или обмануть кого-нибудь. Если мне не хотят платить деньги за картины, я имею право взять их где-нибудь в другом месте! У того же Валентина! Только так, что он об этом не узнает.

— А как?

— Ну мы можем ему назначить стрелку, пойти с ним в кабак и все такое. А потом украсть у него деньги и убежать.

— Да? — Муся задумалась. — А если он нас поймает?

— Ну… — Коша развела руками. — Типа… тогда нам будет звездец. А мы что-нибудь придумаем, чтобы он не узнал, что это мы. Есть какое-то вещество, которое напрочь отбивает память. Он не сможет нас сдать. Или поймать. Какой-то клофелин…

— А… Пустое, — Муся махнула рукой. — Мы не можем ничего сделать. Мы ни на что не годимся. Ни на что. Может быть, пойдем к Зыскину?

Коша опустила голову, раздумывая, как бы так убедить подругу совершить какое-либо действие.

— Муся! Нет никакого смысла говорить, на что мы годимся, потому что мы еще ничего не сделали, чтобы это узнать. Мы должны… — тут она наклонилась и обрадовано сказала. — О! Я нашла денег еще на пару «трешек»…

Она подняла с земли банкноту.

(Рита)

— Пиво? — сама себя спросила Рита и кивнула головой. — Пиво! Но как? Пикассо? Пикассо… Почему бы и нет?

Она отложила тетрадку и отправилась искать ночного знакомого. Почему Рита не поехала в Москву? Потому. Она не была уверенна, что это правильный шаг. Она даже не была уверенна, что ей стоит показываться в Шереметьево и садиться в самолет. Эта компания — Лоер и иже с ним — очень ее беспокоила. Иногда так бывает. Еще ничего толком не знаешь, но какое-то наитие удерживает тебя от спешки. Так и Рита. Она понимала прекрасно, что общага на Опочинина — то место, где ее никто не будет искать. А потом… Потом само как-то все устроится. Жизнь подскажет. Она, бывает, подсказывает куда поворачивать.

Итак. Пикассо.

Тот оказался в своей, загаженной бычками комнате. Художник мрачно смотрел на криво натянутый холст и время от времени окунал в краску кисть. На холсте было изображено два человека с букетами масочек в руках. Собственных лиц их не было видно, а масочки изображали полный набор основных эмоций. Интересно, подумала Рита Танк. Подумала она, видно, вслух, потому что парень оглянулся.

— А… Привет, — неопределенно протянул он. — А водка кончилась.

— Хочешь пива? — прямо спросила Рита.

На лице художника промелькнула радость, и он с готовностью подскочил.

— Сходить? Ага?

— Ага… — Рита протянула ему купюру. — Я тут подожду. Можно?

Днем Пикассо не вызывал у нее ночной брезгливости. Она даже заметила, что в его работах есть какая-то мрачноватая прелесть. И то, что он не был дураком — это факт. Но он был придурком. Это тоже факт.

— Да… — ответил художник, торопливо натягивая кожанную куртку. — Что взять-то? «Трешечку»?

— Ее, проклятую!