Красная луна - Бенджамин Перси Страница 64

Рядовому Тревору девятнадцать. Жилистый и худой, рыжие волосы, бледное, усыпанное веснушками лицо. Он родом из Тускалусы, что в штате Алабама. Вечно жует табак и болтает без умолку. Рассказывает, как был в школе кикером. Кикеров никто не уважает, а зря, ведь кикер в американском футболе — важная шишка и именно от него порой зависит победа. Вспоминает про закусочную «У Арчибальда». Там, уж поверьте, самые лучшие ребрышки на всем белом свете, но адреса этого заведения нет ни в одном справочнике, у них даже вывески нет. Просто дом, самый обыкновенный дом, а к нему выстраивается огромная очередь, всякие люди туда приезжают: некоторые на потрепанных «бьюиках», а некоторые на новеньких «лексусах». Приезжают и стоят в одной очереди за куском хлеба и волшебными ребрышками, от которых во рту случается настоящий оргазм. Тревор рассказывает про страшный торнадо, который недавно пронесся по Тускалусе. И вспоминает, как раньше постоянно шутил: вот, мол, церкви у них дома понатыканы на каждом шагу. Однако, боже правый, ну как же эти самые церкви помогли лишенным крова бедолагам: там раздавали горячую еду и можно было переночевать. Сам он тогда как раз работал в магазине — была его смена, и магазин рухнул прямо на него. Но Тревор, не будь дурак, успел укрыться под кассой, а потом выполз из-под обломков. Сам выполз! И помогал откапывать пострадавших. И так далее.

Патрик слушает эту нескончаемую болтовню вполуха. Его внимание полностью сосредоточено на темных окрестностях. Ночи становятся все длиннее, день продолжается всего несколько часов. Вот и сейчас ночь затопила сторожевую вышку, которая горгульей нависает над базой. Вышка не освещена, зато нестерпимо яркие огни горят вдоль всего огороженного колючей проволокой периметра, отражаясь в искрящемся снегу.

Автоматы М4 стоят на сошках на бетонной подставке, придавленной к полу мешками с песком; угол вращения — сорок пять градусов. Между ними сложены три комплекта боеприпасов, рация и пакет со смерзшимися семечками подсолнуха. Патрик, прищурившись, вглядывается в темноту и иногда достает бинокль. База построена на абсолютно голом холме: ни деревьев, ни кустов, на целую милю вокруг расстилается сплошной снежный покров, а дальше начинается сосновый лес. Долина пятьдесят миль в длину и семь в ширину, ее с обеих сторон окружают две лесистые горные гряды.

Теперь долина погрузилась в темноту, лишь из-за гор выглядывает краешек месяца да неярко светятся огни в Хииси. А еще урановые рудники Туонелы испускают дьявольское сияние. Они в нескольких милях от базы, и отсюда кажется, что их накрывает мерцающий купол. Целый город, составленный из огромных металлических ангаров, не засыпает ни днем ни ночью. Мигают красные вспышки на извергающих в небо дым трубах. Патрик не смотрит туда: нужно, чтобы глаза привыкли к темноте. Но если навести на рудники бинокль, можно разглядеть вагонетки и цистерны, грузоподъемники и конвейеры. А иногда, при определенном ветре, с той стороны доносятся гудение самосвалов, рев моторов, грохот, скрежет металла о камень и отдаленные взрывы. Вот от рудников отъехал поезд и, набрав скорость, тоскливо засвистел, вторя доносящимся из леса волчьим завываниям.

Именно из-за этих рудников тут и построили базу. Таких шахт в Республике около десятка, ими владеет компания «Элайнс энерджи». Кое-кто утверждает, что американцы здесь только из-за рудников. Некоторые называют все происходящее войной. Бесконечной войной. Для одних это «конфликт», а для других — «оккупация». Кто-то говорит «необходимость», а кто-то — «ошибка». Как бы то ни было, все началось еще в 1948 году, когда Республику только-только основали. Новоявленное государство ликанов уже тогда было на полувоенном положении. Патрик знает: никакие обвинения и ярлыки ничего не изменят, все так и будет продолжаться. Республике нужны Штаты, а Штатам нужна Республика. Они больше не могут существовать друг без друга, это как опухоль, запустившая щупальца глубоко в мозг.

Население Волчьей Республики составляет 5 507 300 зараженных и 64 000 американцев. Площадь — двадцать тысяч квадратных миль, страна граничит с Финляндией и Россией и омывается Белым и Баренцевым морями. Земля, на которой никто не хотел селиться. Зимой тут все покрывается снегом и льдом, укутывается черным саваном нескончаемых пасмурных дней, зато коротким летом журчат серебристые реки, переливаются озера, шумят сосновые и еловые леса. Здесь трещат лютые морозы, а от ветра мигом случается обморожение. Ледяной панцирь укрывает раскаленное ядовитое нутро.

В углу светится оранжевым огоньком обогреватель. Тепла он дает мало. Градусник за окном показывает девять градусов мороза, однако, учитывая, какой на дворе ветер, там, наверное, все минус пятнадцать. Неподалеку от базы залив. Когда Патрик только приехал, погода еще не испортилась, и в ветре чувствовался запах морских водорослей, а в небе кричали чайки. Гэмбл напоминает себе об этом, когда снег уже становится ему поперек горла, когда губы трескаются от мороза, а из носа течет кровь, когда приходится сбивать с душа сосульки. Через несколько месяцев потеплеет — так он себе говорит. Станет лучше, природа сделается чуть дружелюбнее. Патрик представляет себе галечный берег и белые барашки на волнах, соленый привкус и холодную воду, в которую бросаешься с разбега.

А сейчас у него под шлемом шерстяная шапка, а под шинелью — толстый свитер. Время от времени приходится разминаться и топать ногами, чтобы совсем не замерзнуть. В углу лежит стопка замызганных порнографических журналов. Некоторые солдаты так согреваются.

Каждый раз, как Патрик представляет себя с женщиной, ему вспоминается Клэр. Она так разозлилась, когда он завербовался. Назвала лицемерным ханжой. Сказала: он ей отвратителен. Гэмбл пытался объяснить, рассказать про отца, но ничего не помогало, она никак не успокаивалась. Факт оставался фактом: он уезжал в Республику в качестве американского солдата. Предавал Клэр, предавал мать. Несколько месяцев девушка не отвечала на его электронные письма, а потом однажды вдруг ответила.

Порой они отправляют друг другу по десятку сообщений в день, а иногда подолгу молчат. Ссорятся, особенно если начинают обсуждать различия между зараженными и незараженными. Клэр никогда не уступает. Только Патрик думает, что спор окончен, как она присылает очередное письмо: приводит в пример парня, который убивал стариков и крал их пенсионные чеки, рассказывает про нашумевший эксперимент, когда одни испытуемые охотно пытали других электричеством, или про детскую проституцию в Таиланде. «Но психические расстройства незаразны», — пишет в ответ Патрик. А она отвечает: «Ну и что? При чем тут это?» — «Да при всем». — «Я хочу сказать только одно: между тобой и мной нет никакой разницы». — «Но я же не кусаю людей!»

Подобные споры случаются довольно часто. Иногда один из них заходит слишком далеко или начинает говорить гадости, а другой отвечает: «Все, беру тайм-аут, это уже чересчур». Иногда такой тайм-аут длится неделю, иногда день, но обычно в конце концов Клэр первая пишет письмо, которое начинается словами: «Ладно, мир, а то я больше не выдержу».

Вот и сейчас Патрик пытается выкинуть ее из головы. Вообще-то, это ему обычно не удается, особенно ночью, когда он лежит на койке и придумывает, на что похожи танцующие под закрытыми веками точки: тысяча мерцающих светлячков; волны, расходящиеся от брошенного в багровый пруд камня; полураскрытые губы, ее губы.