Обитель Джека Потрошителя - Лана Синявская Страница 64

С ногой пришлось серьезно повозиться. Она распухла и покраснела. Края пореза разошлись, рана загноилась. Подвывая и жмурясь от боли, я, как умела, обработала ее. К счастью, Наташка предусмотрительно сунула мне в сумку остатки обезболивающего. После укола боль понемногу отступила.

Приближалось утро. Глаза слипались от усталости, но мне еще нужно было просмотреть кассету, полученную от Андрея.

Двух минут мне хватило, чтобы понять – за такое убивать мало. Зрелище было омерзительным, тем более что героем сюжета оказался весьма уважаемый в городе человек и совсем молоденькая девочка.

Я с отвращением нажала на «стоп». Голова моя гудела, тело молило о пощаде. Все. Больше мне не выдержать. Я рухнула на кровать и мгновенно провалилась в пустоту.

…Я снова была в том же доме и никак не могла понять, сон это или явь. Перед глазами – та самая дверь, только теперь она не заколочена. Оторванные с мясом доски валяются рядом, щетинясь ржавыми гвоздями. Мне вдруг захотелось протянуть руку, повернуть блестящую ручку и открыть наконец проклятую дверь. Но что-то удерживало меня, хотя чужой голос не то внутри меня, не то снаружи нашептывал: там, за дверью, я получу ответы на все вопросы. Стоит только решиться и открыть ее. Мне страшно. И все-таки я не спешу уходить, словно жду, что произойдет что-то еще.

И оно происходит. Ручка медленно начинает поворачиваться, створка двери плавно скользит в глубь комнаты. Слыша свое собственное прерывистое дыхание, я вытягиваю шею, не в силах противиться желанию заглянуть внутрь хоть одним глазком. И понимаю, что там, за дверью, сплошная тьма. Черная, вязкая, шевелящаяся. Кишащая неведомыми и невидимыми тварями, которые тянут ко мне свои щупальца. Эта тьма как будто дышит. Я отчетливо слышу дыхание мрака, ощущаю его горячее дуновение на своих мокрых щеках. Почему они мокрые? Разве идет дождь? Или, может, на щеках мои слезы? Я хочу узнать ответ, но тут же забываю об этом. Меня завораживает звук дышащего мрака.

Хххххшшшшш….Хххххшшшшш….

Он шипит, проникая в мои уши. Притягивает. Еще немного, и мне уже не вырваться. Но страх, спасительный страх, удерживающий меня на поверхности, куда-то пропал. Я больше не боюсь. Я иду на зов, понимая, что это опасно. Но какое мне дело до опасности? Я иду… Иду…

Громкий крик остановил меня буквально на краю бездны. Я не сразу поняла, что это был мой собственный оглушительный визг. Даже наяву я никогда не кричала так громко.

Тяжело дыша, словно пробежала только что тысячу миль, я посмотрела по сторонам, не вполне понимая, где нахожусь. Родной дом в первое мгновение показался чужим и незнакомым. Хмурый день заглядывал через окно. На часах десять. Пора собираться.

Несколько предварительных звонков подсказали мне, куда я должна направиться. К дому, покинутому накануне тайком, я шла сегодня в открытую. Я была преисполнена такой решимости, что меня трудно было бы остановить. Но никто и не пытался. Охранник, одетый в черное, только осмотрел меня с головы до ног цепким, словно фотографирующим взглядом. И пропустил.

Какая-то женщина в черном платке и с покрасневшими от слез глазами объяснила, где найти Петра Сергеевича. Я немного помедлила перед массивной дубовой дверью, но все же вошла.

– Какого черта явилась? – резко спросил меня Турков.

– Вы меня узнали? Очень приятно, – оскалилась я, демонстрируя вежливую улыбку. – Лестно для меня, учитывая, что виделись мы с вами, Петр Сергеевич, почти месяц назад.

– Я тебя узнал. А теперь проваливай.

Я глубоко вздохнула, собираясь кое-что сказать ему, но воспитание взяло верх над порывом, и я промолчала. Все-таки воспитание иногда мешает.

Он ждал, но уже начинал терять терпение.

– Ты как, сама уберешься или мне охрану вызвать? – поинтересовался он, медленно наливаясь кровью.

– Валяйте, вызывайте охрану, – разрешила я. – Потому что сама я отсюда не уйду, и не просите. Разговор у меня к вам. Серьезный.

Он прищурился, сверля меня глазами.

– Что тебе надо?

– Хороший вопрос. Но не все сразу. Супругу вашу жалко, хотя сука она была первостатейная. Но… пусть земля ей будет пухом.

– Ты и сюда нос сунуть успела, – прошипел Турков, навалившись грудью на стол, как будто хотел дотянуться до меня и задушить собственными руками.

Я не пошевелилась, хотя от сильного запаха его одеколона мне захотелось чихнуть.

– А чего вы злитесь? – спросила я миролюбиво, поигрывая кассетой, которую достала из сумочки. Он вытаращился на нее, точно загипнотизировнный, и нервно облизал губы.

Потом, словно опомнившись, отвел взгляд, шумно вздохнул и спросил неожиданно спокойным тоном:

– Слушай, а чего ты ко мне привязалась? Когда я тебе на хвост наступил, а?

– На хвост? – Я обиделась. – Нет у меня никакого хвоста, Петр Сергеич. И я к вам не привязываюсь.

– А кто на меня ментов натравил?

– Ах, вы про это! Так я не специально. Просто сказала, что видела вас в том поезде, в том купе и с той самой девушкой, которая была вашей любовницей. Ментам такое совпадение не понравилась. Но моей вины тут нет. Тем более что вам, кажется, удалось отвертеться. Вижу, вы на свободе, живы, здоровы, хотя паршиво выглядите.

– Заткнись! – побледнев, заорал Турков.

Я послушно захлопнула рот и словно бы невзначай погладила пальчиком кассету. На самом деле я ужасно трусила. Лицо у Туркова стало какое-то неприятное. Прямо безумное какое-то лицо. Я решила, что перегнула палку, и дернулась, собираясь подняться из кресла.

– Сидеть! – гаркнул он.

В дверь просунулась испуганная девушка в белой наколке.

– Пошла вон! – прорычал ей Петр Сергеевич. Повторять дважды не потребовалось, девица испарилась.

– Что это у тебя? – ткнул он пальцем в кассету. – И главное – откуда?

– Это? Да так, ерунда одна. Хочу предложить вам обменять ее на чистосердечное признание. Вы же понимаете, что лучше сесть в тюрьму, чем нарваться на недовольство тех, кого вы тут с женой развлекаете? Представляете, что они с вами сделают, если кассета попадет, скажем, на телевидение? Ой, нет, думаю, лучше уж вам сесть голым задом в муравейник. Правда?

– Та-а-к… Кассета, я понимаю, не единственная?

– Не-а.

– Другие в надежном месте, верно?

– Ага.

– И в чем я должен тебе признаваться?

– Не мне. Ментам.

– Хорошо. Так в чем?