Темный мир - Андрей Лазарчук Страница 63

Да, и еще — про Артура. Я его спросил недавно, что такоешиба, и он тут же спросил, почему я спрашиваю, и оказалось, что его несколькодней мучает это слово, значения которого он не может вспомнить, а что-то внутриего подсказывает, что это очень важно. Я понял, что он не врет. А что тогдаслучилось, действительно ли он хотел заполучить толику знаний Волкова илипросто блефовал, затягивая время… уже не узнать. Ну и ладно.)

Вот, собственно, и все. По официальной, если можно таквыразиться, версии — мы откуда-то возвращались, началась гроза, мы укрылись отдождя в заброшенном сарае, задремали — а в сарай возьми да и ударь молния.Сергею Рудольфовичу, конечно, влетело по самое не могу, потому что положено, нос работы его не уволили — ну, не властен еще человек над молниями. Главное, всеживы, а что у некоторых в мозгах вышло легкое перепутывание — так опять же силыприроды тому виной, а не человеческий фактор. И я бы, наверное, как и все,поверил бы всему этому, — но однажды — еще там, в эмчеэсовском госпитале(они на нас попутно еще и тренировались каждый день, трудолюбивые такиеребята) — посмотрел в зеркало и не узнал себя. И тут же что-то защелкало вмозгах… а потом я прочитал свой дневник и послушал свой диктофон. И посмотрелснимки. И тогда стал расспрашивать ребят…

Я думаю, что все, что происходило с нами и что яописал, — правда. Вот просто тупая однозначная правда. Нуда, многие из насзабыли почти все. Бывает. Я тоже постепенно забываю.

Единственное, что меня мучает, — это Илья. Его никто непомнит, кроме меня. Я даже по телефонным базам пробивал — Илья Кашин. Такихнашлось аж четверо, но никто не подходил по возрасту. В общем… помните, когда явдруг превратился в Волкова, а сам оказался в клетке? Помните? Так вот…

Нет. Пусть эти мои догадки пока остаются моими догадками.Потому что, боюсь, еще ничего не кончилось. А мне надо иметь хотя бы один, хотябы самый завалящий козырь в рукаве. И еще: как только я начинаю задумыватьсянад этим, меня охватывает какой-то темный тянущий ужас, и уже никаких мыслейнет, и… в общем, я понимаю, что во всем этом остается что-то недоразгаданное.

Пусть пока так и остается.

Больше мне рассказывать вроде бы нечего. Сегодня двадцатоеавгуста. Закрываю последнюю тетрадь и кладу в стол. Может быть, скоро я откроюее и буду читать как дикую фантасмагорию.

Р.Б. Созвонился с Ладиславом. Он существует. Он меня помнит.Я спросил, можно ли ознакомиться с «костяными рунами». Сказал, что да. Завтрана пару дней смотаюсь в Петрозаводск. Зачем мне это, сам не знаю. Но разорганизм вспомнил про них, значит, это для чего-нибудь ему нужно.

Р.Р.Б. Сегодня двенадцатое октября. Жарко. Лето реальносползло с июня на октябрь. Несмотря на преждевременное и несчастное завершениеэкспедиции, нам назначили проведение нескольких научных конференций — типадавайте, ребята, покажите класс: как на неполных и непроверенных данных строитьлогичные модели. Мне-то вообще было лучше всего, у меня имелось хоть всего одноописание жилого дома и хозяйственного двора, но более чем полное. Так что мойдоклад и презентация имели заслуженный успех.

Потом выступала Аська. Ей помимо полевой добычи понадобилисьэкспонаты и образцы из РЭМа — но все это она обработала неплохо, доказывая, чтопри всей разности культур народов, разделенных или препятствиями в виде гор,или в виде рек и морей (если основной транспорт сухопутный), или горно-таежнымиводоразделами, если у народов акцент делается на перемещение по воде, — увсех у них очень похожая орнаментика оберегов и вообще всего, что относится кохранительной магии. Как основные примеры Аська использовала орнаменты саамов,ингушей и индейцев сиу. С выводами Аська как-то постеснялась.

Следующей начала читать Маринка, у нее была тема пронаговоры, заговоры, проклятия и заклятия, но читала она как- то сухо — будтодавно потеряла интерес к предмету. Тарабанила, и все. Зато преподы восхищенногудели и обменивались записками. Тут в дверь аудитории постучали, и вошелдекан.

— Извините, что прерываю ваше достойнейшее занятие, но,надеюсь, та весть, что я принес, будет достойной компенсацией. Не знаю, читалли кто из вас, что геологи обнаружили в Северной Карелии и Поморье некотороеколичество городищ и даже сохранившихся построек, датируемых примерно девятым —одиннадцатым веками? Как люди грубые, они просто снесли бы это все, но тут,во-первых, оказались на месте вы все и Сергей Рудольфович с его наметаннымглазом в частности, а главное — министр недра пользования оказался человекомпонимающим и ценящим нашу историю, поэтому на неограниченное время там всеработы законсервированы, а нам и РЭМу оплачивается столько экспедиций, скольконайдем рабочих рук. Во главе угла, конечно, археологи, но и этнографам найдетсячем заняться. Поэтому я с большой радостью представляю вам министра недрапользования Российской Федерации Александра Петровича Волкова!

И вошел Волков. В синем костюме очень свободного кроя, вбесшумных мокасинах. Он был точно такой же, каким мы его увидели в первый раз,но при этом — совершенно не такой. Атомная бомба, из которой вытряхнулиначинку. От него не шибало силой, не летели искры, и уже постфактум ясообразил, что, пока он стоял за дверью, я его там не учуял — а должен был… Чтоэто? Такая маскировка? Или, когда его восстанавливали по частям — а я был точноуверен, что его восстанавливали по частям, — самое главное решили невставлять на место? Не знаю…

Следом за ним вошел Артур. В руках у него была большаякоробка. Я слушал вполуха, а сам пытался почувствовать, что происходит, —и не мог. Потом Артур открыл коробку. Бла-бла-бла, найденный древний артефактпрекрасной сохранности, который геологи презентуют кафедре в надежде надальнейшее тесное сотрудничество.

Это была мотря. Хворостяное пугало, которые развешивают надеревьях. В завязанном по-монашески платочке. Чудовище из моих снов…

И тут Волков хитро посмотрел на меня — именно на меня, ясидел наверху, отдельно, — и хитро и весело подмигнул. Смотри, мол, как мыпошутили.

И мне ничего не оставалось, как приподнять верхнюю губу,показывая клыки, и тоже подмигнуть.

Каких свершений, издевательств, каких мук я еще ожидал? Незнаю. Но я твердо верил, что не прошло время жестоких чудес.

Станислав Лем, «Солярис»