Вампир Лестат - Энн Райс Страница 62

– Все, исчез, – сказала она. – Пошли, мыможем украсть другую кобылу.

– Подожди. Я попытаюсь заставить ее оборвать привязь иприскакать к нам.

– А ты можешь это сделать?

– Сейчас увидим.

Я сконцентрировал всю свою волю и мысленно приказал кобылевстать на дыбы, разорвать повод, которым она была привязана, и подойти ко мне.

Не прошло и секунды, как она уже тянула и дергала кожаныйповод, потом попятилась и оборвала его.

Громко цокая подковами по камням, она приблизилась к нам, имы вмиг оказались на ее спине. Габриэль села впереди, а я пристроился за ней и,собрав в руках обрывки поводьев, пустил кобылу в бешеный галоп.

В тот момент, когда мы пролетали по мосту, я явственноощутил какое-то движение вокруг и услышал ропот в умах смертных.

Однако нас уже поглотила гулкая темнота Иль-де-ля-Сите.

Как только мы оказались в башне, я зажег просмоленный факели повел Габриэль в подземную темницу. Времени на осмотр верхних помещений башниуже не оставалось.

Пока мы спускались по выщербленным ступеням, онаостекленевшим взглядом медленно осматривалась вокруг. Алое одеяние сияло нафоне черных камней. Чувствовалось, что царящая под землей сырость вызывает вней отвращение.

Заметив, что ее беспокоит мерзкий запах, доносящийся изтюремных камер, я мягко объяснил ей, что он не имеет к нам никакого отношения.Когда мы достигли наконец подземного склепа и захлопнули за собой тяжелую,окованную железом дверь, запах совершенно перестал ощущаться.

В свете факела виднелись низкие своды потолка и три огромныхкаменных саркофага с высеченными на крышках изображениями.

Она совсем не казалась испуганной. Я предложил ей выбратьодин из саркофагов и попробовать, сумеет ли она самостоятельно поднять егокрышку. В крайнем случае я мог сделать это за нее.

Она внимательно рассмотрела высеченные изображения. Меньшечем через минуту она уже сделала выбор. Но это был не женский саркофаг, а тот,на котором был изображен рыцарь в полном вооружении. Медленно сдвинув в сторонукрышку, она заглянула внутрь.

Сил у нее, конечно, было меньше, чем у меня, но все жевполне достаточно.

– Не бойся, – подбодрил я.

– Я не боюсь. Тебе не стоит волноваться на этотсчет, – мягко ответила она.

Голос у нее был бархатным и слегка печальным. Поглаживаяпальцами холодный камень, она о чем-то задумалась.

– В эту минуту твоя мать, наверное, уже лежала бы вгробу, – заговорила она. – Комнату наполнили бы отвратительные запахии дым от сотен свечей. Ты никогда не задумывался о том, как унизительна сама посебе смерть? Совершенно посторонние, чужие люди сняли бы с нее одежду, обмылиее и снова одели – они увидели бы, как истощена и измучена она жизнью, стали бысвидетелями ее полнейшей беззащитности в этом последнем сне. А столпившиеся вкоридоре посетители стали бы шептаться между собой о том, какое у них хорошеездоровье, стали бы говорить, что в их семьях никто никогда не болел и они понятияне имеют, что такое чахотка. «Ах, бедняжка маркиза!» – восклицали бы они, апотом принялись бы интересоваться друг у друга, были ли у нее свои деньги, аесли были, оставила ли она их своим сыновьям. А старуха, пришедшая, чтобызабрать в стирку испачканное белье, непременно стащила бы одно из колец с рукипокойницы.

В ответ я лишь согласно кивал головой. На самом же деле,хотелось сказать мне, мы стоим посреди подземного склепа и собираемся улечься вкаменные кровати, а компанию нам составят разве что крысы. И все же это лучше,чем то, о чем только что говорила она. Ибо в вечных скитаниях по темным, полнымужасов просторам есть своя мрачная прелесть.

Она выглядела уставшей, замерзшей и какой-то потухшей. Ужезасыпая, она вытащила что-то из кармана.

Это были золотые ножницы, которые она прихватила стуалетного столика в одном из домов предместья Сен-Жермен. Безделушка сверкнулав свете факела.

– Нет, матушка! – воскликнул я и сам удивилсятому, как громко прозвучал мой голос, гулким эхом отдаваясь от каменных сводов.

Высеченные на саркофагах фигуры показались мне бесстрастнымии безжалостными свидетелями того, что должно было сейчас произойти. Больпронзила сердце, и я буквально замер на месте.

Ужасные звуки… лязг… шорох… и вот уже ее прекрасные локонылежат на полу.

– О-о-о-о-о… матушка! – только и смог вымолвить я.Опустив голову, она поворошила их кончиком башмака, потом вновь взглянула наменя, и я увидел перед собой юношу, лицо которого обрамляли слегка вьющиесяпряди волос. Но глаза у нее совершенно слипались. Она протянула ко мне руки иуронила на пол ножницы.

– А теперь мне необходимо отдохнуть, – прошепталаона.

Я заверил ее, что все дело лишь в приближающемся восходесолнца. Оказывается, она слабела гораздо раньше, чем я. Она повернулась инаправилась к саркофагу. Я подхватил ее на руки, и глаза ее тут же закрылись.Сдвинув крышку подальше вправо, я осторожно опустил ее внутрь и дал ейвозможность устроиться поудобнее.

Во сне ее обрамленное вьющимися волосами лицо былосовершенно гладким и юным.

Мне вдруг показалось, что она умерла, ушла от меня навсегда,что мне не удалось совершить волшебное превращение.

Я не в силах был от нее оторваться.

Рот мой непроизвольно сжался, и зубы с такой силой вонзилисьв нижнюю губу, что я почувствовал сначала сильную боль, а потом и привкускрови. Склонившись над нею как можно ниже, я позволил сверкающей капельке своейкрови коснуться ее губ. Сиренево-голубые глаза тут же открылись и пронзительнымвзглядом уставились на меня. Капелька крови скользнула в полуоткрытый рот, иГабриэль потянулась мне навстречу, чтобы ответить на мой поцелуй. Мой языкпроник в ее рот, и я почувствовал, как холодны ее губы. Но кровь, которая текламежду нами, была горячей.

– Спокойной ночи, дорогая моя, – шепнул я. –Мой темный ангел Габриэль…

Едва я выпустил ее из рук, она вновь неподвижно застыла. Ятихо задвинул над ней крышку.